Для премьерной постановки художественный руководитель театра И. Вербицкий обратился к наследию Антона Павловича Чехова. Наблюдая за чеховскими героями, невольно понимаешь, что они, описанные более ста лет назад, живы. Ежедневно мы их встречаем на улице и на работе, общаемся по-соседски, а то и видим в зеркале. Именно поэтому новый театральный сезон открылся премьерой одной из лучших пьес русского драматурга «Дядя Ваня».
Немного о пьесе. Изначально она была предложена Чеховым как театральная постановка под названием «Леший». И даже прошел премьерный спектакль. Но что-то Антону Павловичу не понравилось, и он решил продолжить работу над произведением. В итоговом варианте в 1896 году на свет появился «Дядя Ваня» с подзаголовком «Сцены из деревенской жизни в четырех действиях». С тех пор каждый уважающий себя драматический театр имеет в репертуаре эту постановку.
В чем же актуальность пьесы в дне сегодняшнем? На этот вопрос очень точно ответила театральный критик Г. Лапкина: «Мы перебрались в XXI век, прихватив с собой все проблемы, которые тревожили нас в веке XX. Преодоление рубежа лишь обострило их, обнаружило их нерешаемость и давность происхождения. Искусство пытается понять истоки. И обращается, естественно, к классике». Красноречивым подтверждением этих слов стал новый всплеск интереса к пьесе А. Чехова «Дядя Ваня», произошедший на российских театральных сценах в 2000-ые годы. И вот эта волна докатилась до Шымкента.
Для постановки спектакля в наш южный город был приглашен А. Шемес. Зрители знают его по многим ролям в кино.
Несколько лет назад он успешно выступил как кинорежиссер и продюсер. В Шымкенте для театрального режиссера А. Шемеса постановка «Дяди Вани» была дебютной работой. Став на месяц хозяином сцены (очень малый срок для постановки), он не пошел по модному пути модерна, а взял за основу классическую постановку. Хотя, как признался Алексей, есть задумки образно осовременить чеховских героев. Говоря о соотношении авторских миров режиссера и драматурга, стоит отметить, что «жесткие» чеховские герои в интерпретации А. Шемеса несколько смягчены. Именно поэтому всех героев, в том числе и доктора Астрова с профессором Серебряковым пронизывает любовь к жизни.
Опустим описание официальной части, когда представление премьеры и выход актеров и работников театра, не задействованных в спектакле, смазались и превратились в неразбериху с шумом опоздавших гостей и выключенными микрофонами.
Деревенская жизнь на сцене обозначена столом, сложенной в кучу мебелью, большой деревянной бочкой, стогом сена на авансцене. И лишь видавшее виды пианино выдает, что здесь живут люди из высшего общества, пусть и небогатые.
Первые аплодисменты в зале прозвучали, когда в стогу сена проснулся Иван Петрович, которого играл И. Вербицкий. Дядя Ваня в исполнении Вербицкого был сухим, но острым. Периодически едкие реплики героя были на грани фола между шуткой и цинизмом. Исполнитель главной роли сумел продемонстрировать свое актерское мастерство. Видно было, что по задумке режиссера главный герой это не Иван Петрович, а именно дядя Ваня. Приземист. С простым лицом. Помятый, несколько неопрятный. Он — простак. Простак, который за долгие годы пребывания в поместье соскучился по женской ласке, любви, близости. Но дядя Ваня Вербицкого не смог избавиться от природного аристократизма. Впрочем, как признался актер и художественный руководитель, это — доктор Астров. Здесь, пожалуй, кроется один из важных вопросов труппы нашего театра — отсутствие разноплановых возрастных актеров. Роль доктора досталась А. Петриченко.
Осталась в памяти сцена, когда распаленный доктор тянет Елену к стогу сена, а она отбивается, кричит. И реплика «Я лучше и выше, чем вы думаете!» звучит как отчаянная мольба о пощаде. И почти сразу появляется дядя Ваня с букетом осенних роз, прерывая происходящее. Астров не пытается договориться о месте свидания, не восхищается ароматом волос Елены, ее руками. Для трактовки А. Шемесом этой сцены все эти слова оказались не нужны. Астрову чуждо восхищение Еленой Андреевной, пусть даже всего-навсего как «роскошной молодой женщиной». Он стремится только удовлетворить свое желание и не особо скрывает это. Вообще, образ шемесовского Астрова также подвергся некоторому переосмыслению. Режиссер постановки побрил Астрова, и тот стал молодым безусым доктором. Астров на шымкентской сцене знает себе цену, уверен в себе и, конечно, отнюдь не считает свои способности малыми. Он ведет себя в двух ипостасях: брутального самца и благородного разбойника, способного отказаться от первоначальных намерений во имя своего понимания справедливости.
Оригинальной находкой был образ Марии Васильевны, матери первой жены профессора, сыгранный Г. Петриченко. Не знаю, осмысленно или случайно, но именно в ней присутствовал некий модерн постановки. Причем это проявлялось во всем: и в движениях, и в словах, и в жестах, и в костюме. Наверное, здесь бы я согласился с одной, предложенной уже после премьеры, идеей Шемеса осовременить дядю Ваню и одеть его в джинсы. Даже если это была шутка. Тем самым продемонстрировав, что проблемы и чаяния чеховских героев актуальны и в наше время.
Заставила задуматься сцена, когда Елена просит разрешения сыграть на пианино. Получив отказ, она бросает крышку инструмента так, что в грохоте слышится вся драма жизни молодой женщины. Именно в этот момент показалось, что разрядилось электричество. Но это — сердце, душа и эмоции. Умом же Елена Андреевна в исполнении О. Ивановой четко знает, где расставлены красные флажки. Даже тогда, когда в порывах собственной безысходности и страсти оказывается в объятиях Астрова.
Удачным кажется решение режиссера с пианино. Оно не только поясняет зрителю, что здесь живут люди высшего сословия. В отличие от ружья, которое обязательно должно выстрелить, инструмент ни разу не зазвучал. Но он являлся и местом притяжения для общения, и баром-тайником, где была спрятана водка. Особо заострялось внимание на периодических зловещих стуках графина об крышку пианино, словно гвозди забивали. Но забивали не в крышку гроба, а в живую душу.
Простая и в то же время противоречивая и сложная роль досталась С. Пушкареву – роль обедневшего помещика Телегина Ильи Ильича. Для меня Сергей как актер открылся в спектакле «Пролетая над гнездом кукушки»: очень правдоподобно он сыграл одного из пациентов психбольницы. И в чеховском «Дяде Ване» Пушкарев выкладывался в образе, пытаясь своей правильностью примирить всех и каждого.
Гротескно и даже где-то гомерически играл на сцене А. Землянов. Профессор Серебряков то и дело находился на грани разумного и сумасшедшего, вовлекая в свою игру абсолютно всех. Даже зрителей, когда в самом начале профессор появляется из глубины зрительского зала в окружении свиты. И выходит на сцену как забронзовевший и самовлюбленный монумент.
Самыми светлыми образами чеховских героев, представших на шымкентской сцене на открытии предъюбилейного театрального сезона, были Соня (актриса Т. Миненко) и старая няня, которую сыграла О. Жукова. О последней хочется сказать отдельно. Кроме того, что большую часть своей жизни Олеся отдала театральной сцене, играя с такими именитыми актерами, как Осиповы, Шарипов, она как раз одна из немногих разноплановых актрис нашего театра. У Жуковой хорошо получается играть и драматические роли, и комедийные. Героиня чеховской драмы в исполнении О. Жуковой смогла связать всех сердечным теплом и сочувствием. Соня же, несмотря на мучения от неудовлетворенности жизнью, на сцене нашего театра была единственным «лучом света в темном царстве» чеховских обывателей. Кстати, как признался режиссер А. Шемес, в актрисе заложен огромный потенциал. Просто ей его надо помочь раскрыть.
Особенно впечатлила финальная сцена, которая завершается знаменитым лирическим монологом Сони, утешающей дядю Ваню. Монологом, полным светлой грусти и искреннего вдохновения…
Теперь о музыкальной теме. Все действие чеховской пьесы у А. Шемеса сопровождает музыка в исполнении японской пианистки и композитора Кэйко Мацуи. Именно музыка, сопровождающая все действо в стиле джаза и нью-эйджа, усиливает драматизм чеховских героев на сцене русского драматического театра.
Немаловажную роль сыграло и цвето-световое решение. Постоянно приглушенный свет говорит о тусклости и унынии жизни чеховских героев. Костюмы актеров напоминают, что действие происходит в далекие времена конца позапрошлого века. Декорации призваны передать весь смысл бытия героев Чехова. Особенной казалась достаточно маленькая деталь в большом театральном пространстве — в глубине сцены горящая лампочка в абажуре как светлое окно в счастливую и радостную жизнь. Но слишком высоко висящая и недосягаемая.
Одной из лучших постановок чеховского «Дяди Вани» считается спектакль московского вахтанговского театра. По этому поводу театральные критики (ох, уж эти критики!) единогласны в одном: «C помощью «Дяди Вани» режиссер попытался вскрыть нарывы нынешнего общества, разобщенного, рассредоточенного, забывшего о милосердии начисто (Сонина мольба: «Надо быть милосердными!»). Общества, в котором подлинная вера вытеснена идолопоклонством, античеловеческим культом преуспевания любой ценой; в котором обычный незаметный человек, не сумевший достичь высокого положения и потративший жизнь на повседневный неблагодарный труд, с циничной безжалостностью именуется неудачником…» С этим можно согласиться. Ведь и дебютная работа А. Шемеса преследовала именно эти цели. Нашим актерам удалось показать, а нам прочувствовать, проблемы, самообман и безысходность обывателя конца XIX века, что не чуждо и современному обществу в начале XXI столетия.
И, наконец, о самом главном. Некоторые зрители в антракте сетовали на скучность первой части. Но как можно сосредоточиться на игре актеров на сцене, окунуться в драматическое действо, если то и дело в зрительном зале раздаются звонки сотовых телефонов. Невольно вспоминается анекдот: «Театр. Третий звонок. Объявление перед началом спектакля: «Уважаемые дамы и господа, мы благодарны вам за то, что вы решили провести этот вечер с нами. Мы сделаем все, что в наших силах. Но во многом атмосфера спектакля зависит от вас. Пожалуйста, выключите ваши средства мобильной связи». Пауза. «Ladies and gentlemen… и т. д.» — только уже на английском. Пауза. «А теперь для тех, кто не понимает ни русского, ни английского: пацаны, вырубите мобилы!» В нашем случае пацаны как раз таки вели себя достойно. А вот милые барышни… Именно об этом надо серьезно подумать, господа любители сходить в театр. А в остальном все же больше положительных эмоций от открытия очередного театрального сезона в Шымкенте. Уверен, что спектакль еще обкатается и станет лучше. Быть может, будут новые вводы на роли. А пока, спасибо театру! Браво, Алексей Шемес! С режиссерским дебютом на шымкентской театральной сцене! Браво, русский драматический!
Владимир Привалов
Фото из архива театра