1941-ый. Война. Эвакуация

Что происходило в первые дни войны в нашей области, расскажут архивы, в которых зафиксирован огромный объем работы, выполненный так называемыми чиновниками, не любимыми почему-то по традиции простым народом. Но зря. В этом очерке я не буду писать о работе 26 крупных эвакуированных предприятий, сборе средств в Фонд обороны, о стахановцах на предприятиях и в сельском хозяйстве. Все это было.

Расскажу о том, какими были первые месяцы войны, когда к нам хлынул поток эвакуированных: беженцев с малыми детьми, стариками, женщинами. И всем им надо было дать кров, напоить, накормить, взрослым помочь устроиться на работу.

Пока на западе СССР бойцы сдерживали нашествие фашистов, тыл в течение трех дней митинговал, выражая свою солидарность с защитниками Отечества, обещая либо немедленно уйти на фронт, либо работать днем и ночью, чтобы помочь фронту. Желающих на передовой сражаться с захватчиками было много. Цифра в 140 тысяч человек подтверждает патриотический порыв земляков в годы войны.

Читая архивные документы, датированные 20 и 21 июня 1941 года, пыталась уловить в них тревогу, что война вот-вот начнется.

Но за несколько часов до войны бюро обкома партии приняло постановление о том, что областные газеты переводятся на ротационную печать. Парк культуры и отдыха Чимкента заключил с московским планетарием договор об установлении у них астрономического пункта в связи с тем, что 21 сентября ожидалось затмение солнца. Академик В. Фисенко даже опубликовал в нашей газете «подвальную» статью с объяснением, что собой представляет это явление.

Июнь оказался для города гастрольным. Приехал Русский оперный театр КазССР, Казахский государственный национальный оркестр под управлением А. Жубанова, Ленинградский театр оперетты. У всех представления были назначены на 21 и 22 июня.

Газеты сообщали, что из подсобного хозяйства хлебокомбината убежал жеребец, просили горожан присоединиться к поискам животного. Была открыта подписка на полное собрание сочинений выдающегося ученого-революционера, академика В. Р. Вильямса. Даже льготы предоставлялись подписчикам. Видимо, ученый-революционер плохо продавался.

Ведерко вишни или черешни можно было купить на рынке за полтора рубля – урожай был богатым.

Но война перечеркнула мирные планы: всю промышленность надо было переводить на военный лад, готовиться к приему эвакуированных предприятий и граждан.

18 июля 1941 года бюро обкома партии приняло постановление «О создании школы летчиков в Чимкенте с контингентом 100 человек из числа молодежи со средним образованием и школьников старших классов. Обучение начать с 1 августа».

5 августа 1941 года Чимкентский облисполком принял решение «О подготовке женских кадров на автотранспорте для замены мужчин, призванных в Красную Армию». Этим же решением автохозяйства обязывались обеспечить подготовку по ускоренной программе женщин-водителей, автослесарей, автоэлектриков.

На Чимкентский горисполком, председателем которого незадолго до начала войны стал 27-летний Алексей Андреевич Сивков, навалилась куча проблем по переводу предприятий на военный лад, приему эвакуированных предприятий и граждан из прифронтовой части Советского Союза. Надо было предприятия разместить, людей накормить, дать им работу. И если б не житейский опыт молодого человека, несомненно, талантливого организатора, умеющего работать командой в экстремальных условиях, вряд ли удалось бы справиться с поставленными задачами.

А. Сивков родился в Кировской области в семье, где было восемь детей. Работать начал с десяти лет с отцом на заводе. Потом окончил ФЗО (фабрично-заводское обучение), судостроительный техникум, военную школу, был командиром взвода. В Чимкенте — с 1937 года. Он уйдет на фронт в конце ноября 1941 года после неоднократных заявлений отправить его воевать с фашистами. Помогло Алексею Андреевичу то, что Госкомитет обороны принял решение об укреплении рядов начальствующего состава действующей армии подготовленными партийными, советскими и профсоюзными кадрами. А. Сивков будет воевать на Сталинградском фронте, участвовать в Курской битве, его наградят орденом Красной Звезды. В сорок третьем капитана Сивкова направят на учебу в Москву в Академию бронетанковых войск им. Сталина. Алексей Андреевич станет участником парада Победы 24 июня 1945 года в Москве. После войны он будет работать на высоких партийных должностях в Чимкенте.

25 ноября 1941 года председателем горисполкома станет другой талантливый организатор — Павел Яковлевич Курочкин, 29 лет от роду, у которого за плечами тоже была школа ФЗО и горно-нефтяной техникум. До переезда из Гурьева в Чимкент он работал на предприятии «Эмба-нефть».

Но вернемся к первым месяцам войны, самым сложным для города, области.

Чимкент, в котором к началу войны проживали 72 тысячи человек, по расчетам, мог принять 11 тысяч 429 человек. Но сколько принял на самом деле, неизвестно.

С первых дней войны эшелоны с эвакуированными гражданами потоком шли из Московской, Ленинградской, Одесской, Новгородской, Киевской, Могилевской, Калининской, Ростовской, Запорожской, Ворошиловградской областей. Забегая вперед, скажу, что к концу 1941 года область приняла 52800 эвакуированных. А сколько в декабре, в январе-феврале 1942 года? Ведь только 26 февраля 1942 года решением облисполкома был реорганизован эвакопункт «в связи с прекращением прибытия населения из фронтовых районов СССР». А последнее оборудование из эвакуированного города Подольска Московской области литейно-прокатного завода им. 15-летия ВЛКСМ вместе со специалистами прибыло в апреле 1942 года. Все крупные предприятия располагались в Чимкенте.

8 июля 1941 года Чимкентский горисполком принял решение «О расквартировании и обеспечении питанием семей, эвакуированных из фронтовой полосы».

А 19 июля — решение облисполкома «О мероприятиях по использованию жилой площади в Чимкенте и Туркестане, районных и совхозных центрах области». В нем была установлена временная жилищно-санитарная норма во всех жилых помещениях в пять квадратных метров на человека. Излишки изымались «во всех коммунальных, ведомственных, частных владельческих домах и у квартиросъемщиков для вселения эвакуированных и членов семей красноармейцев». Что касается непосредственно Чимкента, то А. Сивков подписал решение, которое запрещало «основным съемщикам квартир и владельцам частных домов без разрешения исполкома горсовета вселять на занимаемую площадь временных жильцов», а также запретил «всем руководителям предприятий, учреждений и организаций города распоряжаться освободившейся по настоящему решению жилплощадью…»

В случае нарушения — уголовная ответственность.

Скрывать нечего: не все с удовольствием предоставляли свою жилплощадь.

Но большинство соглашалось, понимая, что идет война, люди вынуждены были покинуть родные места. У читателей «ЮК» есть возможность увидеть эти документы по расселению прибывших, которые хранятся в государственном областном архиве. Их предоставила автору Х. Кичкембаева, сотрудница учреждения. Один из них – направление горисполкома для вселения И. Дворкина в дом М. Умарова по улице Туркестанской, 94.

Прибыли эшелоны с ребятишками из 21 детского дома, интернатов, восьми эвакогоспиталей, театр Моссовета, научно-исследовательские институты, учебные заведения, различные учреждения, дети-беспризорники детприемника НКВД, семьи красноармейцев. Вместе с эвакуированными промышленными предприятиями ехали и специалисты с семьями. И просто граждане.

Разгружать эшелоны вовремя не удавалось – не хватало транспорта. 2 октября на станцию Сырдарья, откуда вывозили эвакуированных на юг области, прибыли две тысячи немцев, депортированных из Поволжья. Но из-за того что колхозы Первой Тугайной ветки (ныне Жетысайский район) не прислали подвод, людей не выпускали из вагонов, где было немало больных.

Больных было немало и в эшелонах, прибывающих на станцию Чимкент.

Несмотря на то, что горисполком разработал, казалось бы, четкий план приема эвакуированных, их санобработки и расселения, все предугадать оказалось невозможным. Не просчитали, что долгая дорога в переполненных вагонах из прифронтовой полосы к нам приведет к инфекционным болезням. Прибывали больные брюшным тифом, корью, педикулезом.

В этой ситуации бани, пункты сан-обработки не могли пропустить через себя тот огромный людской поток, который захлестнул Чимкент. Вот первые решения горисполкома, подписанные А. Сивковым. Потребовалось в срочном порядке передать во владение бакпункта бани, принадлежащие железной дороге, хлопковому и кирпичному заводам.

А. Сивков, учитывая сложность положения, принял решение «всякие вне-очередные помывки производить только с разрешения горсовета». Он обязал горздрав дополнительно выделить врачей для обслуживания больных, нашел средства для покупки лошади, чтобы медики могли оперативно обслуживать и население Старого города, обязал директора мясокомбината Каплан отпустить эвакопункту для работы дизкамер пять тонн саксаула, а заведующего горкомхозом Трусова — четыре кубометра дров. При железной дороге построить за счет местного бюджета одну вошебойку, при бане хлопкозавода — вторую.

А. Сивков обязал Унгвицкую, главного врача коревого пункта чимкентской санбаклаборатории, выработать дополнительно к годовому плану 20 литров противокоревой сыворотки, увеличить при грибковой больнице число коек с 50 до 65.

Прибывших надо было кормить. 650 тонн, заложенные в хлебный фонд, стремительно сокращались – в день Чимкент выпекал свыше 45 тонн хлеба.

При предприятиях открывали столовые, чтобы накормить людей. На пересечении улиц Советской и Сталина открыли закусочную (в советское время здесь был гастроном). Для детсадов — молочную кухню. Школьников кормили бесплатно. Детские дома прикрепили к шефам-предприятиям, которые помогали одеждой и обувью. Тем семьям, кто брал эвакуированных детей на патронирование, выделяли пособие в 50 рублей в месяц. Тем, кому исполнилось 14 лет, направляли в школы ФЗО, ремесленные училища, на работу, где их обували и кормили. Несмотря на ударный труд работников сельского хозяйства, город перешел на продовольственные карточки, потому что многое отсылалось на фронт.

В этой ситуации горисполком решил организовать сельскохозяйственные ярмарки, на которых проходил не только закуп продуктов питания, но и обмен: я тебе — вещь, а ты мне – продукты. Как отметил А. Сивков, благодаря такому подходу с 22 октября по 8 ноября удалось дополнительно продать населению 30 тонн муки.

В облархиве многостраничные дела свидетельствуют о том, что продовольствия не хватало. Каждый день десятки людей просили у П. Курочкина одежду, продукты. Иногда прошения подписывали люди мировой величины. Они представляли для П. Курочкина дополнительную головную боль (по их размещению в городе была создана специальная комиссия, для детей сотрудников Академии архитектуры СССР открыт детсад на 25 мест). Президент Академии архитектуры СССР, депутат Верховного Совета СССР В. Веснин попросил восстановить продуктовые карточки семьи академика В. Н. Семенова, состоящей из девяти человек. Карточки похитил кто-то у домработницы в очереди за продуктами. А. Мозерт, заместитель В. Веснина, писал, что прибыла группа профессоров в составе Чихачева, Зальцмана, Плугача, которых надо прикрепить к столовой.

Чтобы не создалось впечатление, что архитекторы зря ели хлеб, назову несколько фактов их работы в Чимкенте. Архитекторы готовили площадки под промышленные предприятия, по их предложению горисполкомом было принято решение «О строительстве упрощенных жилых зданий для эвакуированного населения г. Чимкента» в районе радиостанции. Контроль был возложен на разработчиков генплана – Академию архитектуры СССР. Строительство домов было начато 5 июля 1942 года.

Просьба о выделении питания исходила и от представителя Посольства Польши в Южно-Казахстанской области А. Домбровского. Он просил за четырех сотрудников, у которых были жены, дети. Их прикрепили к лучшей общепитовской точке города – ресторану № 3.

То, что все были сыты и одеты во время войны, – неправда. Даже в глубоком тылу война ощущалась в полной мере, особенно в отношении продовольствия. Приведу цифры: на 6 декабря 1941 года наша область отправила в фонд обороны 4 миллиона 335 тысяч рублей и облигациями 7 миллионов 986 тысяч. Было сдано 2980 центнеров зерна, 42400 литров молока, 433 центнера овощей, 21 центнер фруктов. Собраны теплые вещи: из них полушубков 3772, валенок – 7474, шапок – 9185 штук. Это не были излишки, это было то, что люди, зачастую недоедая, отрывали от себя ради Победы.

Сорок первый – самый трудный год. И для тех, кто в декабре 1941-го сражался под Москвой, сдерживая натиск фашистов, и для тех, кто был отправлен в эвакуацию, кто налаживал их жизнь в нашей области. Уходят годы, но все ли знают, как мы жили в сорок первом? Имен тех, кто ковал Победу в тылу, не найдешь в названиях улиц и площадей.

Людмила Ковалева