Беженцев и военнопленных — к нам

110 лет тому назад Российская империя включилась в Великую войну

1 августа 1914 года Германия объявила войну Российской империи. Этот день стал началом Первой мировой войны. Поводом послужило убийство 28 июня 1914 года в городе Сараево наследника престола Австро-Венгрии, эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги боснийским сербом Гаврилом Принципом.

И началось… Одна страна за другой объявляли друг другу войну. Зачем они это делали, хотя, казалось бы, не имели никакого отношения к событиям на Балканах? Можно, наверное, согласиться с точкой зрения некоторых ведущих исследователей: считалось, что война не будет очень уж кровавой и долгой, а станет легкой прогулкой, во время которой можно отхватить себе жирный территориальный кусок. И что-то для таких провидцев оправдалось. Первая мировая война завершилась развалом четырех империй, в том числе и Австро-Венгрии. Мир был перекроен на другой лад! Образовались независимые государства, но что касается кровавой или нет, то война — это всегда кровь, смерть… Продлилась Первая мировая, которая в некоторых источниках называется Великой, до подписания Брестского мира в 1918 году.

С началом войны поток беженцев устремился в Российскую империю. Царское правительство посчитало, что Туркестанский край вполне способен принять несколько тысяч беженцев. Комитет по обеспечению нужд беженцев (в архивных документах встречается более короткое название — Комитет по устройству беженцев) расписал нам 200 тыс. человек.

Получив телеграмму, что Туркестанский край должен принять столько беженцев, генерал-губернатор Федор Владимирович Мартсон отправил телеграмму в комитет: «Ограничьте присылку беженцев». Однако членам комитета было виднее: у края есть возможности использовать бывшие военные казармы ТуркВО для размещения беженцев. При этом Мартсону намекнули, что в ближайшее время эти самые казармы могут понадобиться «в случае успехов нашей армии» для размещения в них военнопленных. Мартсону посоветовали: пусть беженцев размещают по квартирам путем найма. Значит, беженцы, как хотите обустраивайтесь, а у военнопленных будет крыша над головой?! Для несчастных людей, бежавших от войны, в чем она их застала, край нашел лишь 150 тыс. рублей на приобретение одежды и обуви с припиской для комитета: «Только больше не присылайте нам беженцев».

Война продолжалась, поток беженцев не уменьшался.

27 ноября 1915 года по настоянию Мартсона в Ташкенте, центре Туркестанского края, состоялось совещание по обеспечению нужд беженцев, на котором присутствовали губернаторы всех областей края, в том числе и нашей, Сыр-Дарьинской, которую представлял генерал-лейтенант Александр Семенович Галкин. Он был признанным специалистом по истории Китая и Восточного Туркестана, что никоим образом не влияло на экономику области. Он приехал в Ташкент, потому что беженцы прибыли в нашу область. Казалось, этому не будет конца. Беженцы «садились» на обеспечение за счет государственной казны. Им выдавались деньги на питание и наем квартиры. Но бюджет от такой нагрузки трещал по швам. Осенью 1916 года поддержку стали оказывать не всем беженцам, а лишь тем, у кого не было кормильца. Тем не менее находили возможность учить в школах детей прибывших русскому языку.

На станцию Чимкент прибывали эшелоны с ослабленными и больными детьми, для которых сразу же определили «молочный паек». На каждого беженца выделяли по 15 копеек суточных «кормовых», сумма была ничтожно мала. Сердобольные местные жители приносили прибывшим одежду, обувь, некоторые продукты питания, которыми сами не были богаты.

Откуда прибывали беженцы? Из районов активных боевых действий: из Гродненской, Минской, Виленской, Ковельской областей, а также из Бессарабии, Буковины. Как свидетельствуют документы Государственного архива Туркестанской области, приобретенные несколько лет назад нашими архивистами в Центральном архиве Узбекистана, к 4 сентября 1915 года только Чимкент принял из Галиции (в основном это нынешняя территория Украины) 2 757 беженцев. Среди них преобладали русские (может, русины) — 1 920 человек, 455 немцев, а также литовцы и поляки.

Владимир Федорович Мартсон на совещании обрисовал катастрофическое положение с прибывающими беженцами. Оно было сложным не только в Сыр-Дарьинской области, но и в других регионах.

Вот некоторые проблемы, выделенные на совещании по вопросам обеспечения нужд беженцев. Цитирую: «Расходы по первоначальному обзаведению кухонным инвентарем не должны непременно укладываться в пределы экономии от кормового оклада, но могут покрываться за счет особого ассигнования, отпускаемого комитетом в размерах действительной надобности». Кроме того, горячую пищу следовало давать беженцам два раза в день, «хотя это и вело к некоторому расходу на топливо и наем добавочных кашеваров». «Мясо надо давать порциями, а не в «крошку».

В дни, когда взрослые получают постную пищу, из сэкономленных продуктов следовало подкармливать детей моложе десяти лет, кроме того, «наилучшим образом питать слабосильных детей по указанию доктора».

На совещании отметили, что на каждую тысячу беженцев должна быть готова больница на 50 кроватей.

Однако в вагонах прибывало немало больных. Вот что рассказал один из документов Государственного архива Туркестанской области: «Проведена прививка оспенным детритом беженцам из Польши и Литвы в количестве 4 720 человек. Прибыли 262 больных, умерли двое. Коек изоляционных — 2 322, организовано 1 939 ужинов, выдано сухих пайков на 7 960 человек».

Чтобы содержать беженцев, нужны были огромные суммы.

После вхождения Средней Азии в состав Российской империи резко сократились посевы зерновых культур в пользу хлопчатника.

Хлопок стал существенным сырьем для текстильной промышленности России. Однако, чтобы хоть частично решить хлебную проблему во время войны, была введена «царская продразверстка», во время которой у крестьян изымались так называемые «хлебные излишки».

Рынок мгновенно отреагировал на дефицит хлеба. В 1915 году статистики отметили рост цены на хлеб на 100%, через год — на 400%.

В конце осени 1914 года в Туркестанский край стали поступать военнопленные Первой мировой войны, что еще больше усложнило ситуацию в крае. Оказалось, что для военнопленных не хватает казарм. Первую партию в 50 тыс., в которой были немцы, чехи, венгры, румыны, отправили в Ташкент. Военнопленных разместили в казармах Туркестанского военного округа, освобожденных после отправки на фронт военнослужащих. Спустя время, еще 100 тыс. военнопленных прибыли в Сыр-Дарьинскую область: часть разместили в летних лагерях Казалинска, другую — в Чимкенте, Арыси, Туркестане. Военнопленных старались размещать подальше от железной дороги, в труднодоступных местах, чтобы они не сбежали. Но огромный поток военнопленных не позволял это сделать. Размещали там, где было жилье. Побеги все-таки были. Тоска по родине и родным давала силы идти, казалось бы, на невероятные поступки.

Приток беженцев и военнопленных еще больше усугубил ситуацию с продовольствием. Вначале пленных кормили хлебом из чистой пшеничной муки, но ее не хватало, тогда ее стали разбавлять кукурузной.

Военнопленные, как и беженцы, из-за плохих условий проживания часто болели инфекционными болезнями. Эпидемия сыпного тифа вынудила правительство Российской империи обратиться в «Хлопковый фонд», чтобы они собрали средства на борьбу с эпидемией — пять миллиардов рублей на всех проживающих в России. Привлекли к сбору средств таких крупных промышленников, как Морозов, Первушиг, Пугасов…

Что касается Туркестанского края, то на собранные деньги он приобрел семь дезинсекционных препаратов, каждый стоил 138 рублей 10 копеек.

Кроме сыпного тифа, были и другие инфекционные болезни, с которыми не могли справиться.

К спасению населения от малярии подключился датский институт сыворотки в Копенгагене и Серо-терапевтический институт в Вене, которые организовали доставку нескольких десятков тысяч вакцин в Туркестанский край.

Через два месяца после вступления Российской империи в Великую войну император Николай II утвердил Положение, разработанное Российским военным министерством, ставшее нормативным актом. В основу документа была положена Гаагская конвенция 1907 года «О законах и обычаях сухопутных войск», по которой отношение к военнопленным должно быть гуманным, как к «законным защитникам своей страны». Их имущественные и личные права не должны нарушаться. За работу они обязаны получать питание. В марте 1915 года к Положению было сделано дополнение, предусматривающее денежное вознаграждение за труд.

Присоединение к Гаагской конвенции позволяло представителям Международного Красного Креста посещать военнопленных и контролировать их условия проживания.

Офицеры Австро-Венгрии получали такое денежное содержание: штаб-офицер — 900 рублей, обер-офицер — 600 рублей. Офицеры германской армии от капитана и выше — 564 рубля, ниже капитана — 338 рублей в год. Судя по размерам содержания, подданные Австро-Венгрии ценились выше, чем Германской империи.

Военнопленным сербам, как и славянам, предоставлялось жилье, разрешалось по воскресеньям посещать православные храмы.

Было нечто общее для нижних чинов военнопленных: в сутки полагалось два фунта хлеба (около 900 г) и по 0,5 фунта мыла в месяц. Получали военнопленные на год и вещевое довольствие: шаровары, две рубахи, три пары портянок, две пары обуви и другие необходимые вещи. Все делалось так, как требовала Гаагская конвенция: военнопленные должны были получать то же, что и «военнослужащие того правительства, что взяло их в плен».

Хорошо жилось пленным генералам. Они проживали в частных квартирах или лучших отелях Ташкента. При них были денщики. Разрешалось получать посылки от родных.

Хочешь или нет, но невольно вспомнишь, как относились к пленным Российской империи. Хоть и пыталось царское правительство через всевозможные организации контролировать, как там наши в плену? Но питание было скверным, особенно это касалось хлеба, к которому привык русский человек. Хлеба, например, в Германии, не хватало не только для военнопленных Российской империи, но и для своего населения.

Весной 1915 года командование ТуркВО начало строить новые лагеря руками военнопленных. Подданные разных империй, попавшие в плен в Российскую империю, были заняты на разных работах: в сельском хозяйстве, на строительстве дорог и мостов на территории Южно-Казахстанской области, трудились на Ачисайском руднике, прокладке железной дороги.

Некоторые военнопленные уже в 1915 году поняли, что империи рушатся, надо думать, как жить после войны. Пользуясь тем, что режим проживания в плену был не очень жестким, они создавали семьи. А после Октябрьской революции пошли служить в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Сделали карьеру.

Приведу несколько примеров, о которых рассказали документы архива ДКНБ по нашей области, а также Государственного архива Туркестанской области. Вот фрагмент воспоминаний Кальмана Ивановича (Януша) Баги, бывшего заместителя директора совхоза им. Сталина в ЮКО: «В 1915 году меня вместе с другими военнопленными направили в Самарканд в казачий лагерь. В нем я находился до 1917-го. После Октябрьской революции мы вступили в партизанский отряд, организованный из военнопленных Австро-Венгрии. На нас была возложена задача — охранять Самарканд и крепость. Потом я был назначен начальником отряда по охране бухарской границы. Вскоре стал начальником погранотряда».

К. Баги будет тем человеком, которому ЦК РКП(б) поручил вместе с другими венграми отправиться на Родину, которая была провозглашена Венгерской Советской Республикой. Для чего, бог его знает… Но республика просуществовала всего 133 дня. Потом начались репрессии. И К. Баги чудом вернулся в Страну Советов.

В добровольческом мадьярском отряде, входившем в состав РККА, который воевал против белых, сражался Василий Маньяк, подданный Австро-Венгрии. Демобилизовавшись в 1919 году, он получил должность начальника поезда горной дороги Туркестан — Ачисай.

Георгий Барош, председатель сельсовета в Мамаевке в 1929 году, служил в гражданскую войну политинструктором в Туркестанской интернациональной бригаде.

После революции часть бывших военнопленных приняла советское гражданство. В их числе оказался Николай Робертович (Алойс) Штроль, выпускник Московского института, работавший врачом в Арыси. Штроль был немцем, в 1937 году на него обратили внимание чекисты. И «доказали», что он был завербован чехословацким консулом, то есть работал на иностранную разведку, за что Штроля расстреляли.

Бывшие военнопленные стали благодатной средой для обвинения в сотрудничестве с разведками иностранных государств. Мадьяр Андрей Франк, слесарь Чимкентского свинцового завода, оказался «польским шпионом», за что получил десять лет ИТЛ.

В 1918 году империи развалились. Однако в 1918-м Центральная комиссия о пленных и беженцах (Центрпленбеж), затем преобразованная в Центральное управление по эвакуации населения НКВД (Центрэвак), она занялась отправкой на Родину бывших беженцев и военнопленных.

Советская Россия путем обмена возвращала домой бывших соотечественников. Вот что по этому поводу вспоминал К. Баги: «В 1921 году был получен приказ об эвакуации всех военнопленных в Австро-Венгрию (если следовать историческим фактам, то империя развалилась на части еще в 1918-м, Венгрия уже существовала как самостоятельное государство. К власти пришел Миклош Хорти, выступавший во время Второй мировой войны на стороне фашистов — авт.)». Существовал циркуляр МВД Венгрии, где было записано: «возвращающиеся из России военнопленные поголовно принимали участие в пропаганде и осуществлении идей большевизма». Их и встречали в Венгрии как советских пропагандистов.

К. Баги был арестован, но, как я уже упомянула, в результате случайно сложившейся благоприятной ситуации ему удалось вернуться на новую родину. Здесь его ждали с распростертыми объятиями товарищи-чекисты. И в итоге расстреляли, потому что он в Венгрии был завербован. Кем? Баги так и не узнал.

…Осознавал ли 19-летний боснийский серб Гаврило Принцип 28 июня 1914 года, что он натворил, убив Франца Фердинанда и его супругу в Сараево? Может, да. Но уже невозможно было остановить стремительно разворачивающуюся трагедию: исчезали империи, гибли люди, беженцы в ужасе покидали свои дома, спасая детей от войны…

Войну не надо начинать, потому что даже опытные генералы не могут просчитать, чем она закончится.

А особенно просчитывать и не надо. Один человек должен убить другого, чтобы не убили его. Вот такая страшная логика войны.

А должна быть логика жизни. Она ценит мир.

Автор благодарит за помощь в подготовке публикации Х. Кичкембаеву, сотрудницу Государственного архива Туркестанской области, и Е. Тимофееву, сотрудницу Государственного архива общественно-политической истории Туркестанской области.

Людмила Ковалева