Чимкентская Лениниана

2 (15) марта 1917 года император Николай II подписал «Манифест об отречении от престола государства Российского и о сложении с себя верховной власти в пользу младшего брата Михаила Александровича». Однако брат отказался от короны.

Власть, как потом оценят историки, «валялась», кто-то должен был ее подобрать.

Через неполный месяц Ленин вернулся в Россию из эмиграции, где находился много лет.

Есть возможность, благодаря архивистам, узнать некоторые детали возвращения Владимира Ульянова (Ленина) в так называемом опломбированном вагоне из Швейцарии в Петроград. И о том, кто на броневике отвозил Ильича от Финляндского вокзала к особняку Кшесинской, с балкона которого выступал перед матросами, солдатами и рабочими Петрограда Владимир Ильич.

Два человека оказались в гуще событий в апреле 1917 года, связанных непосредственно с Лениным: Семен Гершович Шейнессон и Мирон Сергеевич Огоньян. Оба они волею судеб оказались жителями нашей области. Один — из Чимкента, другой — из Сары-Агача.

Шейнессон Семен Гершович

Начнем рассказ с того, с кого началась Лениниана Чимкента.

В 1937 году товарищ Шейнессон стал директором Учительского института в Чимкенте. Личность вроде бы известная, фамилия попала в анналы истории будущего пединститута. Но это только кажется, что биография его прозрачна. Родился он в Риге, в молодости придерживался взглядов РСДРП, за что отсидел в тюрьме, но потом под поручительство знакомого его выпустили из тюрьмы. Чем и воспользовался Семен Гершович и срочно эмигрировал в Швейцарию, где впоследствии учился на философском факультете университета в городе Берна. После окончания вуза преподавал физику и математику.

Но в 1938 году в СССР, куда он вернулся в апреле 1917-го, началась чистка партийных рядов: проверка на «верность делу Ленина-Сталина», а также «колебался ли член партии идеологически в трудные годы для партии» или же «стойко стоял на правильных позициях».

В Государственном архиве общественно-политической истории Туркестанской области (бывший партархив) сохранилось многостраничное объяснение С. Шейнессона с описанием, как он жил все годы в эмиграции. То, что прочитал и. о. секретаря Южно-Казахстанской партийной коллегии Г. Кузнецов, привело его в смятение, и родились вполне законные мысли: настолько ли безупречна биография товарища, занявшего должность директора института? В тот же день Г. Кузнецов под грифом «секретно» отправил записку секретарю Чимкентского горкома КП(б)К тов. Серикбаеву, в которой выразил свои сомнения относительно биографии Шейнессона: «Облпартколлегия посылает Вам для рассмотрения партийное дело Шейнессона С. Г. Автобиография и его показания вызывают большие сомнения. Просим через первичную парторганизацию и соответствующие органы выяснить партийность Шейнессона».

Что же так возбудило Г. Кузнецова? То, что Шейнессон якобы ехал из Швейцарии в Петербург вместе с Лениным и Надеждой Константиновной Крупской в одном вагоне! И описывал такие детали, которые могли знать только те, кто находился в том знаменитом запломбированном вагоне.

Шейнессон написал в автобиографии, что «Владимира Ильича Ленина видел в 1914 году в г. Берне. А потом в 1915 году — несколько раз, так как обедали с ним в одной столовой. В Берне был со мной эмигрант-большевик Сковно Александр, который собирался ехать в Россию. Мне предложил поехать вместе, — написал Семен Гершович. — Я сначала отказался, а затем согласился, причем Сковно мне говорил, что поедем вместе с Владимиром Ильичом Лениным. Надо сказать, что перед выездом прошло собрание, где решали, каким путем выехать и кто поедет. 2 апреля (по новому стилю) 1917 года мы выехали из г. Берна».

На этом месте отвлекусь от написанной автобиографии Шейнессона, обращусь к книге Михаила Вострышева «Популярная история КПСС (1898-1991 гг.)», где со слов Шейнессона рассказан эпизод, упущенный Семеном Гершовичем в автобиографии, однако любопытный: «Во время поездки между Стокгольмом и Торнео в вагоне был устроен митинг, на котором Ленин выступил и указал, как мы должны держать себя на суде, если русские власти захотят из нашего приезда создать политический процесс».

Рекомендации были не лишними — Шейнессон подвел товарища, на поруки которого его выпустили из тюрьмы. Ленин был политическим эмигрантом, у которого отношения с царской властью тоже не сложились.

Ленин, судя по рассказам Семена Гершовича, на всем пути из Швейцарии в Россию много митинговал, пользовался на остановках любой возможностью, чтобы высказать точку зрения большевиков на тот или иной вопрос.

«Когда мы доехали до германской границы, нас всех ехавших — 30 человек взрослых и двое детей, товарищ Ленин, Крупская Надежда Константиновна и т. д. — высадили из вагонов, продержали на вокзале несколько часов. Потом посадили в экстерриториальный вагон. Все переговоры с правительством Германии вел Фриц Платтен — тот самый, с которым я сидел в Рижской тюрьме. Вагон, в котором мы выехали из Германии, не был запломбированным, но на окнах были занавески, а по бокам вагона стояли два часовых».

В автобиографии подробно описывается, как политические эмигранты добирались до России. Обращусь только к некоторым фрагментам.

«Доехали до шведского городка, название его забыл, где нас встретили шведские социал-демократы… Выехали в город Стокгольм, провели там совещание, где выступал товарищ Ленин. Говорил он о целях поездки в Россию и социальной революции в России. Я должен добавить, что еще в вагоне в Германии на одной станции товарищ Фриц Платтен доложил товарищу Ленину, что с ним хотят поговорить немецкие социал-шовинисты. Товарищ Ленин ответил: «Если они хотят неприятностей и не хотят быть выброшенными из вагона, пусть лучше не заходят». Доехав до города Стокгольма, мы остановились в гостинице, где было созвано что-то вроде конференции в присутствии левых социал-демократов Швеции. В Финляндии Ленин обратился к встречавшим с речью по вопросам империалистической войны и мира».

Поскольку Шейнессон писал автобиографию в 1938 году, к этому времени уже прошел судебный процесс над троцкистами и зиновьевцами. Вполне объяснимо, что Семен Гершович смело писал, что «в одном вагоне с товарищем Лениным ехал Зиновьев — это тот Зиновьев, враг, который расстрелян». Тем самым он поддержал линию партии на репрессии тех, кто высказывал инакомыслие.

Наконец, поезд прибыл в Петроград, «который встретил политэмигрантов с почетом. Через несколько дней я уехал в Москву, где жили братья. Один работал зубным врачом, а другой — спекулировал». Вот и весь рассказ Семена Гершовича о том, как он оказался в одном вагоне с Лениным.

Но Г. Кузнецов решил до конца разобраться, кто такой Шейнессон. Началась переписка с вышестоящими партийно-контрольными органами. Дошли до Москвы.

Комиссия партийного контроля при ЦК ВКП(б), которую возглавлял Матвей Федорович Шкуратов, 1 июля 1938 года ответила товарищу Кузнецову: «На Вашу телеграмму посылаю Вам полученную нами справку т. Крупской Н. по делу Шейнессона. Шкирятов». В ней Надежда Константиновна подтверждала, что Шейнессон действительно ехал с ними в одном вагоне.

2 августа 1938 года Г. Кузнецов уже к пересланному этому документу секретарю горкома партии Серикбаеву приобщил еще запрос Шкирятова и копию справки за личной подписью т. Н. Крупской о Шейнессоне.

Круг замкнулся. Даже тень Ленина, в которой был Семен Гершович, возвышала его в глазах Г. Кузнецова и освобождала от всяких подозрений в его политической неблагонадежности. Как в дальнейшем сложилась его судьба? Он недолго работал в Учительском институте. Куда пропал верный ленинец? Несколько лет назад, подозревая, что с ним все-таки могло что-то случиться, сделала запрос в архив ДКНБ по нашей области: есть ли на него дело? Дела не было.

Теперь расскажу о другом товарище, которому, условно говоря, передал Ленина Семен Шейнессон. Речь о Мироне Сергеевиче Огоньяне, водителе бронемашины. О том, как он встретился с Владимиром Ильичом, о чем с ним говорил, пришлось искать в разных источниках: в областном госархиве, Келесском районном госархиве, где его директор Бахтыгуль Мусаева постаралась найти о Мироне Сергеевиче все, что возможно. Спасибо ей за эту отзывчивость огромное! Читала разные публикации в разных изданиях, из которых было ясно, что автор побывал в Сары-Агаче, брал у Огоньяна интервью. И сравнивать, что говорил Мирон Сергеевич одним, а что — другим журналистам. Но все по порядку.

Огоньян Мирон Сергеевич

Если б вы знали, какие страсти бушевали среди историков и так называемых очевидцев, а также водителей броневиков в 60-е годы!

Претендентов на роль человека, перевозившего в апреле 1917 года Ленина от вокзала к особняку Кшесинской, было немало.

Публиковались воспоминания, где рассказывали о Ленине с разными деталями. Авторов мемуаров разоблачали. И никак в СССР не могли прийти к единому мнению: кто все-таки вез Ленина в броневике? Невольно вспомнился папа, который считал историю точной наукой, а мемуаристику из нее исключал: «Человек хочет быть главным в истории».

Подключиться к выяснению истины, кто же все-таки вез Ленина от Финляндского вокзала к особняку балерины Кшесинской, который реквизировали сводным комитетом броневых дивизионов, пришлось даже Институту марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Но сам Огоньян, которого во время блокады Ленинграда вывезли больным в Казахстан (по другим источникам, в Туркменистан, но оказался он все-таки в Южном Казахстане), считает, что в этом огромная заслуга директора Ленинградского музея Октябрьской революции Леонида Алексеевича Дубинина, обнародовавшего подробности, как дело было на самом деле.

«Я ведь тогда не думал, что именно мне везти Ильича придется, — рассказывал Мирон Сергеевич, уже будучи жителем Сары-Агача, в небольшом белом домике по улице Ленина, 13, многочисленным журналистам, нахлынувших к нему после 1965 года. — Примерно к обеду ефрейтор Елин, большевик, сообщил, что сегодня приезжает Ленин. Вместе с ним работали в мастерских бронедивизиона.

Я был в солдатском комитете мастерских. Елин говорит, что надо, мол, братцы, Ильича как следует встретить: броневик и машины к Финляндскому вокзалу подать. А сделать это было не так просто. Броневик вывел из мастерских под видом повторных испытаний — он был после ремонта. На встречу поехали грузовая машина и легковая бельгийская «Минерва», или, как ее называли, «Дубль фаэтон», за его рулем сидел Косенков с пулеметчиками для охраны особняка».

Начитавшись разных публикаций о встрече Ленина, придираюсь к воспоминаниям. Одни пишут, что Ленин выступал на вокзале, стоя на броневике. Другие, что трибуной служил автомобиль. Но это не мелочи в истории, если взялись за создание нужного образа вождя. Закончив речь, Ленин сошел на землю, поговорил с членами ЦК, сел в бронеавтомобиль М. Огоньяна, сказав весело:

«Здравствуйте, товарищ!» Вопрос к Огоньяну корреспондента журнала «Моделист-конструктор» (№4, 1967 год):

— Не помните, как держался Ленин в броневике, в чем он был хотя бы одет?

— Ничего не помню… Я просто чувствовал, что везу Ленина, что он рядом со мной. Помню только, что кепку он на коленях держал…

У особняка он за руку со мной попрощался и сказал весело: «Спасибо, товарищ!»

Но в других публикациях о том, как Мирон Огоньян вез Ленина к особняку Кшесинской, где был штаб большевиков, уже были политические диалоги. Ни в коей мере эти «воспоминания» я не отношу к Мирону Сергеевичу — вдруг пришло прозрение. В большей степени — к идеологическим фантазиям тех, кто создавал образ Ленина. Буква к букве, слово к слову, вопрос к вопросу — все стало одинаково. Важен в этой истории не разговор, а то, что Огоньян был водителем броневика. Можно прочитать великолепную статью «Три дня в апреле» (журнал «Новый мир, №4, 1977 год) и сравнить с тем, что я буду цитировать дальше, чтобы понять: уже все было продуманно. И «ничего не помню» — это было уже неправильно, это было в прошлом.

Теперь цитирую беседу Ильича с водителем по дороге к особняку: их читала в разных изданиях, в том числе в нашей газете, где Огоньян уже выступал не только как водитель броневика, но и как участник штурма Зимнего Дворца. Итак, диалог между Ильичом и Мироном:

— Вы давно служите?

— С начала войны.

— Вы член партии?

— Нет.

— Надо вступать в партию. Только организованная сила может отстоять завоевания революции.

Потом я сказал Ильичу:

— Видите, как Вас встречает народ.

Ленин ответил:

— Дело не во мне, а в том, что народ обрел свободу.

Все, штамп диалога остался в истории как часть образа Ленина.

Вот короткая биография М. Огоньяна, познакомиться с которой удалось благодаря областному государственному архиву.

Мирон родился в семье капитана дальнего плавания, рано остался без отца. Мама Мария Васильевна перебивалась шитьем. Когда началась первая мировая война, Мирон ушел на фронт, но был ранен, лечился в госпитале. В начале 1917 года после окончания школы военных механиков его направили в только что сформированный запасной броневой дивизион. Здесь он сблизился с большевиками.

Что бы ни городили в своих публикациях некоторые журналисты об Огоньяне и Ленине, придумывая то, чего не было на самом деле, соглашусь с Мироном Сергеевичем, что встреча с Ильичом — память на всю жизнь. Со временем он высоко оценил роль Ленина в истории страны, масштаб этой великой личности. И осознавал, что был свидетелем зарождения нового государства.

Людмила Ковалева