Есть повод глубже окунуться в поэзию Евгения Александровича Евтушенко, поэта-шестидесятника. 18 июля этого года ему исполнилось бы 90 лет.
Хотя поколение, к которым отношу и себя, всегда питалось стихами Евтушенко, Рождественского и Вознесенского – этой великолепной троицы, независимо от каких-то юбилеев. Эта троица собирала в Политехническом музее Москвы столько своих поклонников творчества, что народ сидел почти на головах друг у друга.
Однажды в Москву, благодаря своей подруге Люде Бориковой, работавшей в ЦК ВЛКСМ, удалось пробиться на одну из этих встреч.
Было время, когда без большого ущерба для семейного бюджета удавалось слетать на один день в Москву, чтобы послушать в авторском исполнении стихи поэтов. Все были хороши, но Евтушенко в особенности. В нем был артистический дар, стихи он читал превосходно! Многие стихи аудитория знала наизусть. И время от времени вместе с Евтушенко зал их громко рассказывал:
Любимая, больно,
Любимая, больно!
Все это не бой,
А какая бойня.
Неужто мы оба
Испиты,
Испеты?
Куда я и с кем я?
Куда ты и с кем ты?
Это все было похоже на всеобщую молитву, где каждый сам по себе и вместе со всеми страдал от расставания с любимым человеком. В тот вечер из уст Евтушенко лилась любовная лирика.
А потом другое. И тоже, как молитва:
За то, что разлюбил, я не прошу прощенья.
Прости меня за то, что я любил тебя.
Думаю, что многие любили поэта не за удачную рифму, а за то, что он в поэтической форме излагал то, что было у каждого влюбленного в душе.
Весной 1978-го в Алма-Ате, где я училась в Высшей партийной школе, во Дворце им. Ленина проходили Дни литературы России в Казахстане. Нас, несколько слушателей, делегировали на встречу. Зал был, как говорили тогда, «битковый». Стол президиума был почти на всю сцену – так много было за ним писателей, поэтов и разных литературных критиков. Лично для меня две фигуры в президиуме представляли повышенный интерес: Олжас Сулейменов и Евгений Евтушенко.
Сулейменов уже выступил, ждала выхода Евтушенко. Но он, сидевший на краю стола президиума, вдруг встал и ушел в кулисы. И не возвращался.
Прошептала рядом сидящей сокурснице: «И мы уходим?» Она в ответ: «Лернер прибьет». Лернер Наум Михайлович — наш декан. Остались в зале, переписываясь в блокнотах о том, что тревожило: «Как будем сдавать Каутского?» Сдавать предстояло ленинскую работу «Пролетарская революция и ренегат Каутский». С Карлом Каутским Ленин вел яростную полемику по тому вопросу, что вынесен в название работы. Неизбежен был разбор софизмов Каутского, что казалось для всех высшей математикой. Философу сдавать было сложно, потому что задавал вопросы неожиданные, не в последовательности текста. В связи с этим надо было быстро перестраивать ход мысли. Может, это манера диалога бывших разведчиков с собеседником? К тому же никаких билетов, часовое собеседование по произведению. По школе ходили слухи, что философ много лет был нелегалом-разведчиком в Иране. Но сдавали философию дотошному преподу – куда деваться!
…Терпение и страх попасться на глаза декану помогли. Хорошо, что остались во дворце.
…Неожиданно на сцене появился Евтушенко, чем вызвал горячие аплодисменты зала. Он сменил свой красивый серый костюм на джинсы и серый свитер.
Как он читал «Братскую ГЭС»! Жаль, что это был лишь фрагмент поэмы. Эмоциональная память все-таки самая продолжительная, думаю сейчас об этом, вспоминая далекие годы. Все-таки мы не задумываемся над тем, как хорошая поэзия очищает нашу душу от скверны, заставляет размышлять над смыслом собственного существования. Это я так, размышляя о стихах Евтушенко.
На другой день Лернер отправил меня, старосту Свету Омарову и активную девушку-отличницу с «четырехгодички» в правительственную гостиницу, в которой мы должны были найти Чингиза Айтматова и Евгения Евтушенко, уговорить их выступить перед слушателями и преподавателями партшколы.
Шансы на Айтматова оказались нулевые: он в Алма-Ату так и не приехал, а вот Евтушенко должен быть подъехать к гостинице вот-вот. В ожидании поэта вели беседы с двумя известными товарищами: Александром Ивановым — поэтом- пародистом, ведущим в советское время популярную программу «Вокруг смеха», и Борисом Олейником — известным украинским поэтом, лауреатом Госпремии СССР. Мужикам явно хотелось к нам в гости, впрочем, они и не скрывали этого. Но Наум Михайлович дал четкую установку: Айтматов и Евтушенко, больше никого не приглашайте.
Сохранилась фотография, сделанная Толиком Чемарой, как в нашем окружении Евгений Евтушенко присел на ступеньки гостиницы, чтобы написать пожелание читателям нашей многотиражки «Ленинец». Был поэт в сером пальто, из рукавов которого выглядывали растрепанные края рукавов свитера, в котором он выступал накануне перед нами. Мы тогда подумали, что поэт нес новое направление в мужской одежде. Хотя время показало, что Евтушенко был еще тот модник!
Модная, небольшая кепка скрыла на фотографии лицо поэта. Но кепку любители поэзии Евтушенко хорошо знали.
«Не могу, девочки, — сказал нам Евгений Александрович, — у меня встреча с коллективом хлопчатобумажного комбината. Если хотите, пришлю вам пригласительные!»
Все годы страдаю: отчего не согласились на пригласительные билеты – была бы память. И послушали бы в очередной раз поэта!
Но мы дружно промолчали. Потому что в этот день у нас был чертов Карл Каутский!
В Дни литературы Евтушенко поехал и в Чимкент, где у него было много встреч, любящие поэта чимкентцы как высокому гостю подарили ему белого коня.
…Был с философом у меня разговор о Карле Каутском и Владимире Ильиче Ленине. И уже в конце собеседования преподаватель произнес несколько строк из Евтушенко, чем поразил меня до такой степени, что я замолчала на полуслове.
Идут белые снеги,
Как по нитке скользя.
Жить и жить бы на свете,
Да, наверно, нельзя, – прочитал он.
— Ну что, Людмила, — обратился преподаватель ко мне, — уговорили Евгения Александровича прийти к нам в гости?
— Увы, — ответила.
— Жаль. А ведь поэт интересный, загадочно философствующий о смысле жизни, такой разный… Почитайте его вдумчиво, не торопясь.
Не устоял бывший разведчик-нелегал перед талантом поэта.
Идут снеги большие,
Аж до боли светлы,
И мои, и чужие
Заметая следы…
Сам о себе как будто рассказал Евтушенко в «Прологе» (Я разный). Почему как будто, потому что в прологе, мне кажется, больше игры слов, кокетства:
Я разный,
Я натруженный и праздный.
Я целе-
И нецелесообразный.
Я весь несовместимый,
Неудобный,
Застенчивый и наглый,
Злой и добрый.
Я так люблю,
Чтоб все перемежалось!
Но сквозь кокетство проглядывает главное: да, все перемежалось. Он — поэт, режиссер, актер — написал несколько сценариев, снялся в кино.
Многие стихи поэта давно ходят в народе, который даже не подозревает, что у них есть автор. Прижилось, осталось в душе как собственное понимание жизни.
Повторяют фразу из Евтушенко: «Поэт в России больше, чем поэт», и думают, что написал ее какой-то поэт серебряного века.
Евтушенко – поэт многожанровый, разный по настроению, но совестливый и чистый.
Мы живем, умереть не готовясь,
Забываем поэтому стыд.
Но мадонной невидимой совесть
На любых перекрестках стоит.
ХХХ
И покуда на свете на белом,
Где никто не безгрешен, никто,
В ком-то слышится: «Что я наделал?»
Можно сделать с землей кое-что.
Людмила Ковалева
В нашем Telegram-канале много интересного, важные и новые события. Наш Instagram. Подписывайтесь!