Проект «ЮК» «Наследие народов Туркестанской области»
Если бы мне предложили подумать над национальной идеей для грузин, я бы сказала:
«А чего тут размышлять – она у них есть в готовом виде. Это грузинское гостеприимство».
Действительно, грузинское гостеприимство стало легендой не вчера, и этому есть несчетное множество примеров, зафиксированных в путевых заметках путешественников, литературе и пословицах. Вот одна из них: «Время, проведенное с гостем, не засчитывается в прожитый возраст». А грузинская классическая поэзия восхваляет гостеприимство даже больше, чем храбрость или умелое обращение с оружием. О фольклоре и говорить нечего – он буквально идеализирует щедрого хозяина. И все традиции этого народа так или иначе связаны с умением угодить гостю. Еще бы, ведь его приравнивают к посланнику Бога.
Классик грузинской литературы Важа Пшавела в поэме «Гость и хозяин» подчеркивает главную мысль: даже заклятый враг неприкосновенен, пока находится в доме хозяина.
Грузины любят поспорить, где лучше умеют встретить гостя. Но до сих пор пальма первенства не отдана ни Гурии или Имеретии, ни Кахетии или Мингрелии, ни Картли или Хевсурети. Везде есть своя прелесть и изюминка. Даже простая малоимущая семья накрывала неприхотливый стол – хлеб, сыр, лобио, зелень, вино. Но если пир шел горой, хозяин всегда извинялся перед гостем: «Прости, что не встретил тебя достойно». А у гурийцев и вовсе бытует пословица: «Приход в дом ко мне – это твоя воля, гость дорогой, а твой уход – моя». Такая национальная грузинская черта, как щедрость, тоже, по сути, связана с гостеприимством.
Кстати, вряд ли вы увидите в кафе грузина, который обедает в одиночестве. В Грузии есть одному столь же ужасно, как у русских пить в одиночку. Ему посочувствуют и непременно позовут за свой столик.
На тему гостеприимства появилась довольно свежая поговорка: «Гость в Грузии начинает с бокала вина, а заканчивает проживанием в Тбилиси». В общем, встреча, прием и проводы – это святая обязанность грузина, и ничто не заставит его преступить древний закон предков. Не говоря уже о том, что грузины подобрали ключ к человеческим душам и свято убеждены: «Хочешь понять человека – сядь с ним за стол».
Грузинскую традицию гостеприимства олицетворяет церемониальный праздник супра.
Он проводится по разным поводам: дни рождения и кончина, свадьбы и юбилеи, религиозные даты или просто встреча близких друзей.
По одной из версий, слово «супра» происходит от грузинского «сапари», то есть скатерть. Согласно другой версии, слово пришло из турецкого «суфра» — обеденный стол. Так или иначе, в названии отражено застолье. К слову сказать, как большие общественные застолья, так и домашние в Грузии никогда не проводятся без скатерти. На супре вино и еда равноценно важны. То есть стол без бутылки или кувшина немыслим. Как и без тамады, который дирижирует всем действом и никогда не позволит сделать и глотка без тоста. Выпивать налитое до конца не обязательно, пока тамада не воскликнет: «Боломдэ!». После этого надо пить до дна даже из последних сил. В этом случае оставить вино на дне чаши считается неуважением к тамаде и человеку, которому посвящен тост.
По этикету гости, прежде чем выпить, чокаются, стараясь коснуться бокала участника застолья под его рукой, – таков особый знак уважения. Часто из-за этого случаются долгие «перепалки».
Ну и, конечно же, супру сопровождает пение – а где еще демонстрировать знаменитое грузинское многоголосие, как не на празднике. Вот и поют, пока не закончится вино.
Бесспорно, супра – это ключ к пониманию радушной и гостеприимной грузинской души. И если доведется побывать в этой красивой стране, всеми хитростями надо попасть на такой праздник, насквозь проникнутый духом грузинских традиций.
Именно супра пленяет нас на картинах гениального Нико Пиросмани с ее бесшабашным весельем, возлиянием из питейных рогов, наполненных содержимым телячьих и козьих бурдюков, с ее ломящимися от яств столами. И если хочется хотя бы виртуально окунуться в застольное чародейство, можно взять книгу Анны Антоновской «Великий Моурави». И прочесть, например, вот это описание княжеского пира в Самагрело: «Квливидзе вдруг обрушился на Нодара:
— Ты что только траву на стол тащишь? Свинтри! Что, у тебя золотуха? Ганзили! Что, у меня цинга?! Дорогой, раньше годовалого барашка на вертеле целиком зажарь, потом суп бозбаш, потом сациви, курицу пожирней поймай, долму и шоршори сделай, дорогой, покислее, десять уток заправь, как я люблю. Зелень, заказанную молодым азнауром, тоже подай. Подожди, куда бежишь? Еще один средний бурдюк под стол брось.
Постепенно вокруг Квливидзе становилось все теснее. Раньше были приглашены ближние соседи, потом дальние, потом, настойчиво, гости из отдельных комнат и, наконец, проезжающие мимо духана: их силком сняли с коня и втащили в духан с помощью уговоров и угроз.
Средние бурдюки, опустев, скорченные валялись у ног Квливидзе. Не только мальчишкам, но даже духанщику слепил глаза мутный пот. На деревянном блюде уже вносился третий жареный баран.
И он опять большим ножом резал барана, и сочные куски бухались в глиняные чашки.
Квливидзе умолял, упрашивал, грозил, взывал к совести, и снова наполнялась азарпеша.
И снова провозглашались тосты.
Сгибаясь под тяжестью, двое мальчишек внесли на палке прожаренную на вертеле кабанью тушу. Проперченное мясо издавало приятный аромат, на пол стекали капли жирного сока.
Нодар откинул рукава чохи, обнажил кинжал, ловкими ударами отрезал от туши сочные куски и преподнес их на острие кинжала каждому.
Квливидзе отвел в сторону духанщика и заказал два блюда: «индоэтский пилав» из ханского риса, приправленный двадцатью различными тропическими пряностями и фруктовыми кислотами, и «сатану» — каплуна, нашпигованного красным стручковым перцем, душистой смолой и различными острыми специями.
С новой силой запылал огонь, в котлах что-то зашипело, заклокотало. Чихал повар; чихали мальчишки, чихал духанщик, вытирая слезы…
…За стойкой со скрипом распахнулась дверь, и вошли мальчики, держа на голове плоские деревянные блюда с «индоэтским пилавом» и глубокие деревянные чаши, где в ароматном соусе плавал «сатана».
Никто не мог отказаться от соблазна не столько из вежливости, сколько из любопытства. Но вскоре эти яства навели страх на присутствующих. Гости Квливидзе сидели с выпученными глазами и разинутыми ртами. Никакое количество вина не в состоянии было «погасить пожар». Никакие тосты Нодара не вызывали ни смеха, ни восклицаний. Купец, объевшись, стонал на длинной скамье. Кто-то вцепился в косяк и никак не мог оторваться от двери. На полу лежали вповалку, не разбирая места и соседа. Монах прислонился к стене, тщетно пытаясь поддержать свое достоинство.
Квливидзе оглядел духан и подкрутил ус. Он приказал духанщику положить купца на палас и откачивать, затем разместить пострадавших в саду на свежем воздухе: пусть неделю помнят, как Квливидзе угощает!».
«Если ты выпил и загрустил, ты не мужчина, ты не грузин», — во всяком случае, так утверждается в одной популярной песенке. Все потому, что вино там – больше, чем просто напиток. Оно не только объединяет, оно укрепляет национальный дух. Вполне может быть, что отгадка загадочной грузинской души кроется на дне кувшина с вином.
Даже христианство в Грузии было принято крестом, сделанным из виноградной лозы: святая Нино, пришедшая в эти края в четвертом веке, принесла его с собой, перевязав виноградную ветвь собственными волосами.
Кстати, в Грузии такое разнообразие сосудов для вина, какого не встретишь нигде: азарпеши, кула, аквани, каркара, чинчила, таси. И, конечно же, кханци – разных размеров рога, украшенные серебряными накладками. Так что в грузинском застолье поднимают не бокалы, а предлагают взяться за рога и выпить за Бога, за родителей, за мир, за предков, за любовь, за женщин. И всегда – сакартвелос гаумарджос! Что значит «за Грузию».
Зинаида Савина
Иллюстрации — картины Зураба Мартиашвили