Не все прекрасное популярно

Мы встретились в одном из дворов в районе бывшего свинцового завода. Шагая по тенистым улочкам в сторону парка Металлургов, вспоминали о том, что когда-то весь город был укрыт зелеными кронами деревьев. Присели на свободную скамеечку с видом на улицу Калдаякова, где в 1988 году снимался фильм «Балкон», и начали беседу о кино, театре, культуре и жизни в целом.

— Сергей Владимирович, сегодня в Казахстане многие говорят о падении уровня культуры. Вы тоже считаете, что общество постепенно деградирует?

— Сложный вопрос. Условно говоря, нельзя же взять и насадить высокую культуру всем одновременно. Это передается из поколения в поколение. Это эволюционный процесс. Можно штрафами и суровым наказанием навести чистоту и порядок… Что касается культуры в более глубоком понимании, нельзя заставить человека любить музыку, литературу, кино, разбираться в живописи.

— Культура должна изначально насаждаться? Пусть мягко, но все же насаждаться? Поэтому раньше детей в детских садах, школах водили в кино и театры?

— Я думаю здесь уместнее термин «просвещали». Да, заставляли ходить, организовывали культпоходы. Но это было частью работы с человеком, в первую очередь, с молодежью. Когда есть цель, люди что-то делают. В Советском Союзе была цель, пусть мифическая, но она была. Считалось, что советский человек должен быть образованным, стремиться к определенному уровню культуры. И руководство страны, и общество стремились к этому. Но лучше сказать, культура не насаждалась, а прививалась.

— То есть была четко поставленная и понятная задача, которой сегодня нет. Даже государство, похоже, не знает, к какому идеологическому берегу пристать.

— Верно. Мы же сегодня, условно говоря, живем при капитализме. У капитализма нет такой цели, как просвещение людей. Есть цель реализации человека в материальном смысле.

— Этому подвержены только постсоветские страны или такая тенденция наблюдается во всем мире?

— Думаю, в большей степени страны бывшего Советского Союза. Мы совершили невероятный скачок из социализма в дикий капитализм. Вместо веры в чистые идеалы люди быстро поверили в деньги. И сегодня любое явление можно объяснить одним: выгодно это или нет. Исходя из этого, разве сегодня выгодно воспитывать образованного культурного человека? Нет, невыгодно! Соответственно, этим никто и не занимается. Мы находимся на той стадии развития, когда речь идет о материальном обогащении. Когда моя мама смотрит телевизор и часто говорит: «Господи! Ну что ж такое? Что за передача? Как не стыдно?» — я ей отвечаю: «Мама, ты пойми, раньше телевидение воспитывало человека, а сегодня это просто рейтинговая передача». Даже если телепрограмма морально разлагает человека, она просто выгодна. В европейских странах, где капитализм уже очень давно, понимают, что кроме прямой выгоды, существуют и другие вещи. Там понимают, что надо сохранять баланс между культурой и бизнесом, что без культуры жизнь невозможна. Если все думают только о материальном обогащении, человек, а значит и общество, не развивается — тупик. Мы просто находимся в другой стадии развития. Безусловно, прививать культуру надо. Мне кажется, общество подойдет к тому моменту, когда развитие культуры станет необходимостью. Не на словах, а на деле. Я не только снимаю кино, но и встречаюсь со зрителем. На этих встречах стараюсь донести до людей, что прекрасное — не обязательно популярное.

— Вы говорили о том, что кино снимают люди, в большинстве своем не любящие кино. Это как?

— В кино люди по-разному попадают. Есть те, кто выращивает-выращивает помидоры и вдруг понимает, что можно подзаработать в кино, например. Это не его работа или призвание, но он идет в кино. Я знаю много режиссеров, которые кино в общем-то и не любят. Да, они ходят на какие-то премьеры, на важные тусовки. Но фильмы не любят, потому что любят кино в узком смысле. А есть киноманы. Я — киноман. Я постоянно смотрю фильмы, мне требуется это. Знаю, в чем красота кино. Могу привести конкретные примеры фильмов или эпизодов и сказать, почему их надо смотреть. Могу показать, в чем красота кинематографа. Надо открыть некие двери, и человек уже сам сможет ориентироваться. И если человек полюбит это, все — его уже не оторвешь.

Сейчас все вроде бы все понимают и разбираются во всем. Но говорят-то они о верхушках, о популярном. Однако не все популярное прекрасно. И не все прекрасное популярно. Кино сегодня можно сравнить с окрошкой, куда набросано все. А вот разобраться, где бриллиант, а где стекляшка — это не так просто. И так во всем: в музыке, поэзии, литературе.

— Ваша «Айка» понравилась мне тем, что Вы оставили надежду на то, что главная героиня все же воссоединится с ребенком. Я не киноман, но благодаря фильмам Дворцевого понимаю, что документалисты в своих художественных картинах реалистичны и показывают жизнь такой, какая она есть.

— Талантливые картины требуют тонкого зрителя. Я не хочу сказать, чтобы мои картины для избранных. Хочется, чтобы их посмотрели как можно больше людей. Но тонкие вещи не всегда дано понять любому человеку. Особенно человеку, привыкшему к сериальной продукции. Заниматься просвещением — удел одиночек. Но делать это надо.

— Изменила ли «Айка» ситуацию, которую Вы показали в фильме, в среде гастарбайтеров, приехавших работать в столицу?

— Редко бывает, чтобы вот так прямо картина что-то поменяла. Я знал пару примеров, когда сюжет картины и реальная ситуация совпадали и происходили моментальные изменения. Вообще, социальные картины быстро ситуацию не меняют. Я снимаю фильм потому, что меня волнуют тема, люди, ситуация. Такие картины меняют людей постепенно. Это капли, которые камни точат. Любая визуальная продукция влияет на мозг человека. Иногда люди говорят: «Да я посмотрел и забыл». Нет, не забыл. Все останется внутри. И если общество думает о своем здоровье, то такие картины надо показывать. Они меняют людей в лучшую сторону — заставляют человека уважать другого человека. «Айка» сложная, но жизнеутверждающая.

Думаю, что может появиться какой-то фонд, который будет помогать женщинам, и не только мигрантам, но и всем, кто оказался в ситуации Айки и не знает, что ему делать. Эта история требует продолжения. И оно будет.

— В одном из интервью Вы категорично сказали: «Есть хорошее кино, а есть плохое. И это не дело вкуса». А что значит плохое кино? Почему оно продолжает жить, получать финансирование? Почему его смотрят, в конце концов?

— Таланты — не частое явление. Раньше в Союзе было две киношколы: ВГИК и Высшие курсы сценаристов и режиссёров имени Г. Данелии, которые я окончил. Сегодня их двадцать! Но это не значит, что человек с дипломом режиссера талантлив. Поэтому вполне естественно, что кинематограф не может быть весь хорошего качества. Талант рождает то, что до тебя никто не делал. Например, в том же Голливуде на одну хорошую картину – десять плохих. Кино очень сложный процесс. Режиссер – это человек, который должен укротить стихию вокруг себя и создать параллельную жизнь на экране. Поэтому неудачные фильмы – это часть жизни. Но я хотел бы сказать о другом. Сегодня такое время, когда критерии очень размыты…благодаря интернету их как бы не существует. Сегодня все считают себя писателями и режиссерами. Еще и музычку для фильма с помощью компьютерных программ забацают. Но есть Бергман, есть Феллини, есть Тарковский. Это настоящие вершины. И если ты о них не знаешь, это не значит, что их нет. Так же, как и в музыке есть великие композиторы, в изобразительном искусстве — великие художники. Сегодня понемножку все обо всем знают. Но по-настоящему очень мало людей в чем-то разбираются. Мы тонем в бесталанных высказываниях и произведениях. Но вершины-то остаются, и они никуда не денутся.

Хочу сделать цикл бесед о великих наших современниках. Чтобы я мог рассказать человеку, который верит мне на слово, например, о режиссере, великом мультипликаторе Норштейне.

У нас же пропало такое явление, как эксперт. Нет серьезных экспертов в кино, которые бы пользовались 100-процентным уважением и доверием.

К сожалению, сегодня все зависимы. И все кинокритики аффилированы с какими-то структурами, которые выплачивают им деньги. На Западе независимые критики остались, которые берегут свою репутацию. У нас это ушло. Репутация – это пережиток прошлого. Для меня один из примеров — приезд Эдит Пиаф в Америку. На ее концерт пришло мало людей, но среди них был один очень известный музыкальный критик, который в газете «Нью-Йорк Таймс» написал, что каждый обязательно должен пойти на концерт этой великой певицы, и пожалеет, если не придет. Вроде ничего особенного. Но критик обладал такой репутацией, что на следующий день концертный зал был переполнен, певица стала в одно мгновение знаменитостью в Америке.

Репутация зарабатывается жизнью, годами, лишениями. Сегодня можно легко пойти и подзаработать на каком-либо фестивале. Но тогда критик уже зависим от директора фестиваля, а тот, в свою очередь, от продюсеров, режиссеров.

— Что значит быть независимым?

— Независимость — это отсутствие вранья. Нельзя называть черное белым и наоборот. Работы великих режиссеров, в том числе и советских, будут жить в веках. Чухрая, например. Я буду до последнего биться за то, чтобы у людей сохранялись критерии. Вкусовщина всегда будет. Но если не нравится кому-то Рембрандт, еще раз повторю, это не значит, что его нет.

— А что скажете про казахстанское кино?

— Очень трудно говорить, потому что казахстанское кино я смотрю нечасто. Мне, как члену Академии «Оскар», Академии «Ника», приходится смотреть огромное количество картин. Думаю, что в Казахстане кино, безусловно, развивается и есть интересные работы. Все мы, живущие на постсоветском пространстве, развиваемся примерно одинаково. У нас есть то, чего нет в мире, — понятие фестивального кино и коммерческого кинематографа. И эти понятия сильно поляризированы. Считается, что фестивальное кино скучное, никому не нужное. И есть кино, на которое ходит зритель. В Америке есть независимое кино и блокбастеры. Но тем не менее, если говорить о премии «Оскар», то пять фильмов-претендентов на эту, по сути, коммерческую, награду были авторскими. Та же «Земля кочевников», которая в этом году получила главный приз — это авторское кино. Честно говоря, я в шоке. И меня это радует, потому что люди понимают, это серьезные картины, а не жвачка, которую пожевал, выплюнул и забыл. А эти картины будут жить. И я уверен, что «Айка» тоже будет жить долго. Такие картины даже набирают больше прелестей со временем, как хорошее вино или сыр. Чем старше, тем лучше. Что касается казахстанского кинематографа, то я знаю, что государство уделяет серьезное внимание и поддерживает финансово авторское кино. Это уже хорошо. Знаю, что внутри киноцеха идет какая-то внутренняя борьба. Но думаю, что это напряжение выльется в какую-то здоровую форму. Таланты есть. Мне кажется, что для сегодняшнего казахского кино важно не замыкаться на самих себя. Не надо противопоставлять себя миру. Так случилось, что кино — это международный вид искусства.

— Министр культуры Казахстана вручила Вам медаль «Отличник культуры» и Благодарственное письмо. За что получили награду и о чем говорили с министром А. Раимкуловой?

— Наградили меня за заслуги перед Республикой Казахстан. Для меня важно, что государство понимает, чем я занимаюсь, ценит это. Да, я режиссер из Москвы, но я казахстанец. Я в огромной степени казахстанский режиссер. У меня полгруппы — наши земляки. Тот же «Тюльпан» — это же мое признание в любви к людям, к степи. У меня есть идеи, связанные с Казахстаном, которые я буду развивать. Наша Родина — колыбель кочевнической культуры. Сегодня люди неоправданно стесняются чабанства. Думают, зачем эти юрты, овцы? Но это твое! Это, как мать, которая может не быть красавицей с модельной внешностью, но это мама. А о маме надо говорить и рассказывать. Я это делаю, потому что люблю.

— У Вас все же не зашоренный взгляд на город. Что изменилось за последнее время в Шымкенте?

— Безусловно, город другой. Жизнь в нем меняется. Парк Металлургов какой стал! Совершенно случайно оказался на набережной Кочкараты и тоже был удивлен. Таких мест в городе много. Из того, что меня возмущает, это транспорт. Я не могу понять, почему в мегаполисе автобусы ездят до восьми часов? Нигде нет никакого графика. По вечерам жизнь кипит, почему это не принимается во внимание? Не важно, частный транспорт или муниципальный. В корне надо менять, чтобы это не стало нормой. Я уверен, что жизнь заставит изменить ситуацию. Шымкент я люблю за все: за пыль, за жару, за аромат цветущих растений, за арбузы и журчащие арыки. За дух Шымкента.

— Сергей Владимирович, спасибо Вам огромное за интересную и содержательную беседу.

Владимир Привалов