Об этом говорит вся махалля

Проект «ЮК» «Традиции как зеркало национального характера»

В прошлом году не прошел незамеченным юбилей культового фильма «Махаллада дув-дув гап» («Об этом говорит вся махалля»), снятого в 1960 году на киностудии «Узбекфильм». Комедия Шухрата Аббасова сразу полюбилась зрителям всех республик СССР, стала классикой советского узбекского кино и до сих пор считается одним из лучших фильмов в этом жанре. А два года назад вышло на экран продолжение этой картины с сюжетом из жизни современной махалли Ферганы. Время покажет, насколько удачен новый проект Аббасова, но причину пролонгированного интереса к теме сам автор объясняет так: «Махалля — это образ жизни узбеков. Другой жизни у нас нет».

И это чистая правда. Собственно, как административная единица махалля существует во всех городах стран с преимущественно мусульманским населением. Но нигде он не обрела той значимости, как в Узбекистане. Статус настолько высок, что ее признают колыбелью национального самосознания узбеков. Именно махалля наработала морально-нравственные правила во взаимоотношениях между ее обитателями, сформировала ритуалы, традиции и бережно их хранит. Людские жизни внутри махалли настолько переплетены, что, по сути, она — маленькое государство со своим управлением, моралью, нормами воздействия, разборками и всем прочим.

Узбекская махалля за свою тысячелетнюю историю практически не изменилась. Зачастую она формировалась по профессиональному принципу. Например, в махалле Кулолон жили гончары, в Заргарон — ювелиры, в Чармгарон — кожевники, в Сузангарон — игольщики. И так по всему списку ремесел. Вместе жили, вместе торговали, как это ярко показал писатель Камил Икрамов в своей замечательной книге «Махмуд-канатоходец».

Не удержусь от цитаты: «Шумит хивинский базар. Рядами сидят на земле торговцы овощами и фруктами; отгоняют тощих ос от персиков и винограда, подбрасывают на жестких ладонях звонкие арбузы и нежно поглаживают шероховатую поверхность длинных дынь.

Продавцы пряностей сидят неподвижно. Это все больше старые, почтенные люди. Их товар дорог и на любителя. Красный перец изогнул скорченные, блестящие, будто лакированные, пальцы; черный молотый перец лежит в маленьких мешочках. Душистые травы лежат рядом с чесноком, а чеснок — рядом со свежими розами с каплями влаги на нетронутых лепестках. Зачем продавцу перца розы? Неужели не знаете? А затем, что только тот, кто ценит аромат розы, понимает толк в перце.

— Халаты, халаты! — кричат портные.

— Сапоги и башмаки! — умоляют покупателей в сапожном ряду.

— Платки и жилетки, шелком шитые, золотом расшитые!

Тут же рядом продаются серебряные кольца и колечки, браслеты и браслетики, серьги и сережки.

Медные кувшины, кумганы, подносы чеканные сияют на солнце, глаза слепят, сами в руки просятся.

Продавцы лепешек не сидят на месте. Они ходят в густой базарной сутолоке, несут свой товар на голове и уговаривают покупателей тихо и вкрадчиво.

— Купите, почтенный. Очень вкусные, очень свежие. Сам наместник хвалил, — шепчет один.

А другой лепешечник, откровеннее характером, говорит прямо:

— Купите, добрый человек, хорошая была мука, ловкая пекла рука. Сам бы ел, да дети голодные. Купите, добрый человек».

Конечно, со временем эта профориентированность сошла на нет, и в махалле начали селиться люди разных профессий. Впрочем, попасть постороннему на ее территорию было практически невозможно. Действовал жесткий закон «шафат». Если кто-то хотел продать дом, хозяин прежде всего предлагал его родственникам. В случае отказа — соседям по забору. А далее — жителям махалли. Продажа жилья чужакам была под запретом. Так что именно махалле узбеки обязаны своей привязанностью к традиционному укладу жизни — она очень долго никого не впускала со стороны.

В бытность СССР узбекская махалля оставалась национальной по форме и социалистической по содержанию: с чайханой во главе вместо мечети. А в чайхане непременно — красный уголок. Разворошить махаллю, как в свое время сломали уклад русской деревни и степных кочевников, новая власть не решилась. Опять же из-за крепкого цементирующего традиционализма. Да и зачем? Местное самоуправление масштаба кварталов и улочек, если его приручить, делало общество более подконтрольным. Определили состав махаллинских комитетов, подчинили их городским советам, на том и успокоились.

Тем не менее в последующие десятилетия велась многовекторная работа по развитию махалли, чтобы уже в постсоветское суверенное время превратить ее в один из основных элементов национальной идеологии Узбекистана. Это значит, что власть стала серьезно уточнять и переписывать формулу использования махалли как идеологического инструмента влияния на общество. Она постоянно значилась на повестке дня, а 2003-й даже был объявлен Годом махалли. Все возрастающее значение этого социального института привело к созданию в прошлом году нового министерства по поддержке махалли и семьи, а уже в нынешнем правительство Узбекистана приняло постановление о подготовке кадров для органов самоуправления граждан, то есть для махалли. Так что махалля становится полноценным национальным брендом Узбекистана.

Есть еще у этого народа кое-что из очень живучего. Например, искусство ходьбы по канату. Собственно, оно зародилось бог знает где и когда и повсеместно используется как цирковой номер. Но только в среде узбеков хождение по канату (дорбозлик) до сих пор сохранилось как массовое праздничное развлечение. Более того, есть несколько династий канатоходцев. К примеру, Ташкенбаевы уже полтора века на высоте. Пожалуй, это самая именитая семья. А в целом в Узбекистане свыше сорока народных семейных групп дорбозов во всех регионах, не считая профессиональных трупп «Узгосцирка», именуемых «Дорбозы Узбекистана». Ну циркачи — это отдельная тема, это рафинированное отточенное искусство. Артисты выступают со страховкой, среди них есть женщины. А народные дорбозы ходили и ходят по канату на свой страх и риск. Традиционные номера включают сложные трюки на ходулях, с подвязанными к ногам тарелками, с завязанными глазами. А праздничная толпа, как и сотни лет назад, следит за ними затаив дыхание. И как встарь, к этому искусству нет доступа женщинам.

Среди народных праздничных традиций в Средней Азии есть много общих: танцы, песни, борьба, скачки. Но представления дорбозов — исключительно в Узбекистане. И всерьез кажется, что приверженность к этому искусству отражает общенациональную черту характера узбеков — умение балансировать.

Дорбозы были популярны не только ловкостью, но и искрометными шутками. Смешить народ, идя по канату, было частью их программы. И не с той ли поры параллельно зародилось в узбекском народе искусство аскии — соревнование в острословии на заданную тему. Это еще одна яркая национальная особенность узбеков. Достаточно сказать, что ЮНЕСКО шесть лет назад признало аскию узбекским феноменом и добавило в Список нематериального культурного наследия. Этот самобытный народно-зрелищный жанр сформировался в Ферганской долине пять веков назад, окреп и достиг уровня искусства. О нем счел нужным упомянуть сам Алишер Навои. Искрометное соревнование в остроумии доступно тем, кто в совершенстве владеет своеобразием узбекского языка, имеет смелость коснуться недостатков современной жизни, способен к импровизации и умеет логически выстраивать мысль. При этом важным условием остается не затрагивать честь и достоинство соперника и того, кто стал объектом шуток. Практически аския — это игра со словом, полностью основанная на подтексте.

Аския, как вид узбекского устного народного творчества, хоть и оказалась потесненной текущим временем, все-таки жива. Пусть и не в былых масштабах. Ее сохранением и пропагандой занимаются острословы из Кокандского клуба, есть группы в Маргелане, Андижане, Ташкенте, других городах. Аскию по праву можно назвать духовной сокровищницей, отображающей мировоззрение узбекского народа и социальные отношения между людьми. Целое направление народного творчества, в котором, как в капле воды, отражается то, о чем говорит вся махалля.

Зинаида Савина