120 лет назад участковый пристав Еремеев устроил в городе Туркестане первую бойню для скота, в то время как в Чимкенте, уездном городе, таковой не имелось, она появилась позже и, как свидетельствуют документы областного государственного архива, в 2-3 верстах от города. Разрешение на постройку бойни в Чимкенте было дано позже, на что власть израсходовала десять тысяч рублей.
Открытие бойни, с точки зрения современного обывателя, — событие вообще из разряда не очень значимых. На самом же деле оно положило начало созданию в городе ветеринарной инфраструктуры, ветеринарного контроля.
Ветеринарный надзор оказался делом весьма и весьма прибыльным для определенной категории людей, с коими безуспешно боролась городская власть, цель которой заключалась и в том, чтобы каждую копеечку, «собранную с головы скотины, без потерь донести до государственной казны». И потому «каждая голова находилась под вниманием врача, который не должен был также допустить эпизоотию».
Туркестанская бойня представляла собой навес на кирпичных столбах. Но через некоторое время ее модернизировали: заложили промежутки между столбами сырцовым кирпичом, превратив навес в здание. Пол в бойне был цементированным, отбросы удалялись таким же образом, как в Казалинске и Перовске, городах Туркестанского края.
В 1910 году во время службы участковым приставом Бориса Петровича Тризны (основателя Аксу-Джабаглинского заповедника) были построены помещение для сторожа и кабинет для врача. Какое-то время врача не было, но потом, как свидетельствует «Адрес-справочник Туркестанского края с иллюстрациями, календарем на 1910 год, с объявлениями», появился ветеринарный врач Николай Павлович Словохотов. Он был из тех, кто хорошо знал свое дело и хотел донести государственную копейку в городскую казну, но бес тоже оказался на его пути, который и попутал.
Но это было позже. До появления Словохотова в штате состоял ветеринарный фельдшер для бойни, нанятый в 1891 году местной властью с содержанием в 400 рублей, а с 1906 года заведовать пунктовой ветеринарной службой был назначен врач с содержанием в 420 рублей. Но в последующие годы оклад рос в связи с выгодностью для города бойни. И ветврачу был положен оклад в 600 рублей.
В год через туркестанскую бойню проходило около 2000 голов крупного рогатого скота, более 500 лошадей, около 50 верблюдов и свыше 30 тысяч овец и коз. Для сравнения: в Чимкенте в течение года «убивается» до трех тысяч голов крупного рогатого скота, до 300 лошадей и до десяти тысяч овец и коз.
Туркестан сдавал бойню в аренду за пять тысяч рублей в год. Разделка туш скота производилась разными арендаторами: за голову крупного рогатого скота брали по 50, мелкого — по 20 копеек.
С бойни начиналось развитие в городе инфраструктуры, которая с годами добавлялась строительством новых помещений. Первоначально не было никаких приспособлений для осмотра скота, но потом устроили коновязь, воронки для счета овец, построили помещение в одну комнату с навесом для канцелярских занятий ветеринарного врача.
В марте 1904 года открыли скотопрогонный пункт.
Площадь для торговли скотом находилась на окраине Туркестана.
Как свидетельствует А. Добросмыслов, «вся торговля скотом в городе Туркестане находится в руках барышников, и без их участия и содействия нет возможности ни продать, ни купить ни одной головы, так как артель довольно большая и правильно организованная».
На базарной площади, центре торговли, можно было за день одну и ту же единицу скота продать несколько раз. Власть, конечно, была недовольна таким обстоятельством, так как происходила путаница с городской пошлиной: то ли квитанция выдана за продажу, то ли за пастбищный выпас. За выпас арендатор получал с каждой «продажной» головы мелкого рогатого скота три копейки и 15 — крупного рогатого скота.
Сам городской выгон стоил 900 рублей в год.
В архивных документах деликатно сообщается, что «порядок взимания процентов сбора с промышленного скота в Туркестанском крае практиковался с крупными отступлениями от правил, установленных для специальных сборщиков».
Автором этих отступлений еще в начале 1905 года был не кто иной, как управляющий ветеринарною частью гражданского ведомства Туркестанского края Федор Егорович Курицын. Это была его инициатива, которую он не удосужился согласовать с генерал-губернатором.
Ф. Курицын — выпускник Харьковского ветеринарного института, был из революционеров, сидевших неоднократно в тюрьмах. Видимо, революционный дух преобразований, не всегда полезных, от тюремных сидений не был окончательно уничтожен, он-то и не давал ему покоя на важной государственной должности. К тому же Федор Егорович был еще и статским советником, который должен был придерживаться политики государства. Только к статским советникам было обращение «ваше высокородие». Это все к тому, что вольница Курицына шла вразрез с имперской политикой.
Отступление его высокородия заключалось в том, что сборщику пошлин разрешалось не фиксировать в тот же час поступление средств в канцелярских книгах, а лишь спустя какое-то время, когда считалось, что выяснилось наконец окончательное назначение скота. При такой вольнице месяцами в казну не поступали средства, иногда это были весьма значительные, превышающие тысячи рублей, суммы.
Как сказали бы сейчас, коррупции был дан зеленый свет. И потенциальные взяточники стройными рядами пошли ее «совершать».
История хранит очень позорные факты такого отступления, придуманные недальновидным господином Курицыным. Ветеринарный врач Мочульский из Казалинска растратил 500 рублей, Е. Ф. Барановский из Аулие-аты — три тысячи.
Барановский — личность примечательная. Он был ветеринарным врачом в г. Оренбурге, занимался «осмотром продуктов животноводства и мяса в лавках». В городе для осмотра туш животных, забитых вне городской бойни, была открыта временная микроскопическая (ветеринарно-санитарная) станция в доме гражданина Веймана. Помещение в нем арендовал Ф. Барановский. Потом он, как опытный врач, был направлен на работу в Аулие-ату, где и подорвал свою репутацию честного человека.
Отстал по масштабам от Мочульского и Барановского Н. Словохотов, которого обвинили в том, что он припозднился с отчетом перед казначейством и не отдал 101 рубль 15 копеек.
Все эти граждане своими поступками опорочили тех, кто не имел отношения к пользованию казенными деньгами. Отступлению Курицына краевая власть положила конец, наведя порядок с финансами.
Ветеринарно-санитарная служба Туркестана постоянно требовала преобразований. Особенно это касалось складов «сырых» животных, находящихся в черте города и не отвечающих медико-санитарным и ветеринарно-санитарным требованиям.
На складах, понятное дело, частных лиц, хранились огромные объемы солонины, конских и крупного рогатого скота кож, а также овечьих и козлиных, сотни пудов шерсти, свежее мясо, кости. В 1905 году участковый пристав капитан Валентин Васильевич Лалекин задумался построить за счет городской казны склады, где хранение продуктов животноводства было бы хорошо организовано, соблюдались бы все меры ветеринарно-санитарного надзора. Но инициатива требовала финансового обеспечения в 80 тысяч рублей, что было не под силу местной казне, поэтому Лалекин, не начав дела, успокоил свой порыв тем, что «областная власть таких расходов не допустит».
И все потекло по-старому. Но до лучших времен, когда деньги нашлись для вложения в ветеринарный надзор.
Хотя вопрос можно было решить раньше и проще: отвести землю за городом, отдать ее частным лицам под застройку складов.
Автор благодарит за помощь в подготовке этой публикации Х. Кичкембаеву, сотрудницу областного государственного архива.
Людмила Ковалева
В нашем Telegram-канале много интересного, важные и новые события. Наш Instagram. Подписывайтесь!