Шестое июня – знаковая дата для всех, кто чтит память гения российской словесности, родоначальника современного русского языка, человека, по определению Анны Ахматовой, победившего время и пространство. Мы празднуем.
А как сам Александр Сергеевич справлял свой день рождения? Где и с кем? Какие подарки получал? Что ел-пил за праздничным столом? И не представить ли нам, какую еду пожелал бы он заказать на свои именины два столетия спустя.
Но сначала определимся с датами. Шестое июня для семьи поэта ничего не значило, потому что Сашенька родился 26 мая, крещен был 8 июня, а наречен по Святцам Александром в честь праведника Александра Константинопольского, день памяти которого падал на второе июня. Доподлинно известно, что в семье будущего поэта праздновали его именины как раз в эту дату. Придерживался ее и сам Александр Сергеевич. Так что в традициях XIX века нам следовало бы чтить именины поэта, которые по нынешнему календарю приходятся на 13 июня. Но мы уже привыкли к шестому дню лета.
Какого-то раз и навсегда принятого порядка встречать свой день ангела у Пушкина не было. Поэт относился к личному празднику с малой обязательностью. Потому и сведения насчет этого весьма скромны. Александр Сергеевич, будучи взрослым, редко праздновал именины в кругу семьи, чаще в дороге или где-то далеко от дома. К примеру, 21-ый год застал его в постели: по дороге в Кишинев он искупался в еще по весеннему холодном Днепре и слег с горячкой. Врач Евстафий Рудыковский вспоминал, что больной «из упрямства отказался пить микстуру, кушал бланманже и продолжал болеть». Бланманже так и остался на всю жизнь любимым десертом поэта. Хотя ничего особенного в этом желе нет: миндальное молоко, рисовая мука, ваниль, мускат, желатин. Правда, нынешние кулинары классический рецепт усложнили за счет ингредиентов.
Накануне 25-летия Пушкин, не считаясь с датой, пустился в дорогу: выехал из Одессы в Херсон в командировку. Генерал-губернатор Воронцов, под чьим наблюдением оказался опальный поэт, послал его собирать сведения о напавшей на регион саранче. Правда, можно считать юбилейным подарком очень хорошие командировочные – четыреста рублей, выплаченные поэту за месяц, хотя он уложился в пять дней. Для сравнения: годовой бюджет Пушкина в последние годы жизни составлял около пяти тысяч. Так что по возвращении в Москву на четыре сотни можно было неплохо покутить в компании таких же холостяков. Поехать, например, в ресторан «Яръ», славившийся цыганским пением. Здесь бывали и члены императорского двора, и московская литературная богема, и банкиры с биржевыми дельцами. Цены космические, даже завтрак обходился в сумму, равную стоимости обоза зерна, а жареная пулярка – 25 рублей серебром, чего семье среднего достатка хватило бы на месяц. Персонал ресторана был вышколен на любые прихоти гостей и даже сформировался прейскурант для любителей шутейно покутить. Так, удовольствие вымазать официанту лицо горчицей стоило 120 рублей, запустить бутылкой в венецианское зеркало — на 20 рублей дешевле. Этим грешило в основном купечество. Пушкин же приходил сюда с друзьями и неизменно заказывал любимое блюдо – малиновый суп. По сути, тоже лакомство — из малины, ревеня, яблочного сока, сахара, сливок и лимона. Его и теперь подают в «Яре» как десерт Пушкина.
Двадцать восьмой год жизни Александру Сергеевичу довелось отметить в отчем доме. Он к тому времени уже окончательно переехал из Москвы в Петербург. В числе приглашенных присутствовала Анна Керн, которая потом вспоминала: «…Пушкин был очень мил. Я имела удовольствие слушать его любезности. После обеда Абрам Сергеевич Норов подошел ко мне с Пушкиным и сказал: «Неужели Вы ему сегодня ничего не подарите? А ведь он Вам писал так много прекрасных стихов». – «И в самом деле, — отвечала я, — мне бы надо подарить Вас чем-нибудь. Вот Вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне». Пушкин взял кольцо, надел на свою маленькую прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое». И действительно, на следующий день Александр Сергеевич приехал к ней и привез колечко с тремя бриллиантами.
О подарках поэту по случаю именин мало сведений. Известно, что ему преподнесли в 23 года тетради в кожаном переплете, коим он был весьма рад, так как постоянно нуждался в бумаге. Наталья Николаевна на 34-летие подарила мужу собрание сочинений Гофмана в 19 томах. И в его дневниках есть запись: «Тетка меня все балует – для моего рождения прислала корзинку с дынями, с земляникой, клубникой – так что боюсь заболеть…» Тетушка, княгиня Загряжская, знала, чем угодить.
Поэт очень даже жаловал фрукты с ягодами. В том числе и моченую бруснику с морошкой, а клюквы ел, «сколько мог потребить». Вот и Вяземский свидетельствует: «На иные вещи он был ужасный прожора. Помню, как в дороге съел почти одним духом двадцать персиков, купленных в Торжке».
«Прожорой» слыл Александр Сергеевич и в другой пище. Обожал, например, ботвинью, «трюфли – роскошь юных лет, французской кухни лучший цвет», roast beef окровавленный, «Страсбурга пирог нетленный», лимбурский сыр с плесенью, который няня Арина Родионовна как-то тотчас вышвырнула после отъезда Сашеньки — «уж очень скверно пахло». Страсбургский пирог упоминается поэтом не единожды. Любил этот паштет из гусиной печени с добавлением трюфелей, рябчиков и перемолотой свинины. Его привозили из Франции замороженным, потому поэт и называет его «нетленным». Александр Сергеевич не раз заказывал его на дом.
Пушкин одинаково ценил изысканный обед в модном ресторане и домашнюю стряпню няни. Ел с удовольствием ее розовые блины (со свеклой) и калью. Ее готовили на курином бульоне с добавлением копченой грудинки, острой колбасы, сельдерея, шпината, лука, моркови и огуречного рассола. А печеную картошку поэт просил даже на завтрак.
В 1830 году день рождения застал Пушкина в имении Гончаровых «Полотняный завод». Он уже получил согласие на брак с Натальей Николаевной, утряс дела со свадьбой, был весел и беззаботен. Документально известно, чем потчевали дорогого гостя. Мясо, рыба, овощи, фрукты – их перечислять не станем. Упомянем только наилюбимейшее варенье Александра Сергеевича – из крыжовника. Его готовили по хитрому рецепту, которому в Полотняном заводе следовали строго. Вот он: « Очищенный от семечек, сполосканный, зеленый, неспелый крыжовник, собранный между 10 и 15 июня, сложить в муравленый горшок, перекладывая ряды вишневыми листьями и немного щавелем и шпинатом. Залить крепкою водкой, закрыть крышкою, обмазать оную тестом, вставить на несколько часов в жаркую печь». После этого следовали и другие манипуляции, в результате которых получалось пушкинское варенье. Кстати, исключительно на сахаре: он только начал входить в обиход, был очень дорогим и модным продуктом. Хотя испокон на Руси для этих целей использовался мед. Но в ту пору в кругу дворян подать гостям варенье на меду считалось моветоном.
Современница поэта, его друг и собеседник Смирнова-Россет тоже отмечает, что в кабинете Пушкина на маленьком столике обычно стояли графин с водой, лед и банка с крыжовниковым вареньем. А в Михайловском — кувшин с клюквенным или брусничным морсом. Обожал Пушкин и лимонад. Бокал лимонаду он выпил за час до дуэли в кондитерской Вольфа и Беранже, дожидаясь секунданта Данзаса.
Так что за кушанья заказал бы именинник, скажем, в Talon – в самом пафосном и дорогом ресторане Петербурга пушкинской поры, в десяти минутах ходьбы от своей квартиры на Мойке? Он был бы рад стерляжьей ухе, петровским щам с грибами, ростбифу, рубленым котлетам со шпинатом, порции страсбургского пирога, винегрету, в составе которого значились телятина, птица, каперсы, оливки, соленые огурцы, лимон, свекла, яблоко, петрушка, уксус, горчица, перец. Или попросил бы устриц «глотать из раковин морских затворниц жирных и живых, слегка обрызгнутых лимоном».
А в бокалах, конечно, шампанское! Тут поэт не оригинален – это вино пила вся дворянская Россия. Кстати, есть один любопытный нюанс, на который указывает Александр Сергеевич в «Евгении Онегине»: «Еще бокалов жажда просит залить горячий жир котлет». Как? Ведь теперешние гастрономы утверждают, что шампанское следует потреблять с фруктами и шоколадом. Вот и нет. Хоть с семечками! Мы верим Пушкину.
В молодости на холостых пирушках поэт в компании друзей предпочитал жженку. Это была настоящая церемония: приготовить, внести в зал в крюшоннице, погасить свет и поджечь для пущего эффекта. После разлить по бокалам. Синим пламенем горела прокипяченная смесь из шампанского, белого сухого вина, рома и сахара, в которую опускали кусочки ананаса.
Отдав дань «вдовы Клико или Моэта благословенному вину», Александр Сергеевич с годами стал предпочитать французское бордо исключительно по состоянию здоровья. В «Онегине» есть чистосердечное признание: «Но изменяет пеной шумной оно желудку моему. И я бордо благоразумный уж нынче предпочел ему». Изучение винного погреба Гончаровых в мае, когда гостил Пушкин, свидетельствует, что подали к столу 86 бутылок супротив обычных 30-50-ти, и наибольшее количество вина было именно сорта бордо. Возможно, в этом сказалось гастрономическое предпочтение будущего зятя.
Контрастом этому шумному, многолюдному, счастливому дню рождения выступают последние именины поэта, за полгода до гибели, в мае 1936 года. Пушкин вернулся домой и узнал, что Натали разродилась четвертым ребенком – дочкой Натальей. Он поздравил жену и подарил ей ожерелье. Так что вряд ли в этот день в доме Пушкина на Мойке были гости. Следующие именины отмечались уже в память…
С днем рождения, Александр Сергеевич. Vivat, дорогой Вы наш! Провозглашаем тост Вашими же словами, адресованными лицейским друзьям, но они летят сквозь века – и нам тоже:
«Друзья, прекрасен наш союз,
Он, как душа, неразделим и вечен»
Где же кружка?
Зинаида Савина
В нашем Telegram-канале много интересного, важные и новые события. Наш Instagram. Подписывайтесь!