Возмездие

18 Июл 2022 12:36
Количество просмотров: 1089

На пути к Победе были подвиги, были и предательства.

Но Красное Знамя над рейхстагом стало утверждением того, что в мире побеждает правда, за которую отдают свою жизнь патриоты

Нет, никак не отходит тема Великой Отечественной войны. На днях прошла информация в мировых СМИ об осуждении в Германии 102-летнего нациста времен второй мировой войны. Дали мало — пять лет, учли, что и эти годы не проживет. Хотя кто знает…

А тут еще прочла небольшую корреспонденцию, опубликованную в 1963 году в нашей газете. В ней шла речь о приговоре к высшей мере наказания Николая Стефановича Псарева на так называемом в широком обращении втором Краснодарском судебном процессе осенью 1963 года (первый процесс состоялся в 1943 году, после освобождения Краснодара от фашистов). Псарев был в числе девяти функционеров зондеркоманды 10а, ожидавших на скамье подсудимых своей участи. Из девяти обвиняемых только одному дали 15 лет строгого режима, остальных, в том числе Псарева, расстреляли. Эта сволочь по фамилии Псарев, еще 20 лет прожила после первого процесса. Арестовали его в Чимкенте благодаря многолетним поискам сотрудниками КГБ фашистских пособников.

С его биографией частично была знакома, чему способствовало общение с ветераном КГБ, полковником, которого все уважительно называли дядей Мишей (он попросил не называть его фамилию), пригласившим меня, заместителя акима поселка Атакент Владимира Климова и директора музея истории хлопководства Азу Лазареву к себе домой.

Он не участвовал в аресте Псарева, но ему, участнику Великой Отечественной войны, молодому сотруднику КГБ, удалось лично вычислить другого карателя Севостьяна Петровича Рихмайера в селе Славянка Пахтааральского района, бывшего заместителя начальника полевой жандармерии Краснодара, а в 60-е годы — учителя немецкого языка в моей родной школе им. А. Пушкина. Полковник принимал активное участие в аресте карателя.

К Рихмайеру вернусь потом, после Псарева, которого задержали раньше учителя немецкого. Соблюдем последовательность.

Суд на нацистскими преступниками и их пособниками. Белоруссия, 1946 год.

Упомянем процесс 1943 года. Он был первым в СССР судом над палачами. Его обвинительные документы использованы на Нюрнбергском процессе в 1945-1949 годах. Стоит хотя бы перечислить, где и в какие годы проходили судебные процессы, чтобы понять: прощения убийцам нет!

В 1943 году прошел Харьковский процесс, в 1945-ом — Смоленский, Брянский, Ленинградский. В 1946-ом прошли процессы над нацистами и их пособниками в Казани, Николаеве, Минске. В этом же году — Великолукский, Рижский, Сталинский (Донецкий) процессы.

В 1947 году прошли судебные процессы в Севастополе, Полтаве, Витебске, Новгороде, Гомеле, Чернигове, Кишиневе, Бобруйске.

В 1949-ом в Хабаровске состоялся суд над 12 японскими военными преступниками: от главнокомандующего Квантунской армией генералом армии Отодзо Ямада до унтер-офицеров, обвиняемых в создании бактериологического оружия.

Процессы проходили в 50-е, 60-е, 70-е годы… Известен процесс, связанный с карателем Васюрой, участвовавшим в операции в белорусской Хатыни…

Все эти годы в СССР готовились покарать нацистов, их пособников, убийц.

В СССР еще 2 ноября 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР была создана Чрезвычайная Государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. В республиках, краях и областях были созданы аналогичные комиссии. Они занимались еще вопросами сбора данных о причиненном ущербе гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР.

Концентрационный лагерь в Германии. Заключенный на колючей проволоке.

Но вернемся к первому в СССР процессу над немецко-фашистскими захватчиками и их сообщниками. Он проходил в краснодарском кинотеатре «Великан». То, что творили нелюди в оккупированных населенных пунктах, можно подробно прочитать в газетах «Правда», «Известия», «Труд», а также в нашей газете. Именно в Краснодаре были опробованы машины-душегубки, в которых уничтожали людей с помощью газа, живьем закопали более 200 детей. Перед бегством фашисты подожгли гестаповскую тюрьму, где находились около 300 арестованных советских военнопленных — они сгорели заживо. И много, много различных преступлений, рассказывая о которых, свидетели теряли сознание.

18 июля 1943 года в присутствии 50 тысяч оставшихся в живых жителей Краснодара в 13:00 на площади были повешены иуды-предатели. «Суровое наказание настигнет всех фашистских зверей!» — через главную газету СССР «Правда» пообещали 19 июля те, кто знал, что такое фашизм. Корреспондентом от этой газеты был известный писатель Алексей Толстой, к тому же еще и член Чрезвычайной комиссии, писавший с процесса потрясающие репортажи.

Псареву удалось избежать этого процесса, хотя по нему тогда «плакала горькими слезами веревка», она его ждала. Но приговор 1963 года был для него не через повешение, а расстрел.

Вместе со своей зондеркомандой СС 10а он сбежал в Польшу, продолжал заниматься убийствами мирных граждан в городе Люблине. На процессе 1963 года свидетельница из этого города С. Б. Кветинская рассказала, как в Люблинском воеводстве каратели обнаружили в сарае польского партизана. Псарев бросил в сарай гранату. Раненого вытащили, уложили на солому, облили бензином и подожгли. От рук этого карателя погибли члены подпольной организации в Люблине, куда он втерся в доверие, сообщалось в небольшой публикации в нашей газете в 1963 году.

Служба Псарева закончилась в 1944 году в Чехословакии. Потом он оказался в Чимкенте как бывший военнопленный. Псарев надеялся, что его тут, далеко от мест совершенных им преступлений, не найдут. А его нашли сотрудники КГБ.

Псарев работал прорабом в одной из организаций Чимкента, женился на дочери уважаемого в городе человека. Поэтому арестовывали его не дома, а вызвали в канцелярию организации. Вот как описывает его внешний вид писатель и переводчик на процессе 1963 года Л. Гинзбург: «Псарев, грузный, несмотря на свои неполные сорок лет, был одет в военный френч, командирские сапоги».

Он вошел в комнату, увидел незнакомых людей, сразу понял, в чем дело. Просил, чтобы передали жене, пусть принесет ему хлеб, сало и, если достанет, полукопченой колбасы. Больше он не просил свиданий с семьей. Нет, совесть и стыд его не мучили. Когда в Краснодаре уже огласили смертный приговор, его бывшие сослуживцы плакали, умоляли простить, не спали ночами, а он «хорошо жрал, пил, спал, читал книги» в ожидании расстрела.

Благодаря Л. Гинзбургу можно прочитать в его книге фрагменты протокола перекрестного допроса Псарева. Несмотря на подтвержденные факты участия в карательных операциях, об этом рассказывали его сослуживцы, подсудимые, Псарев категорически от всего отказывался: «не знаю», «не видел», «все это неправда». Даже отказывался от собственной свадьбы с наемной сотрудницей зондеркоманды — то ли уборщицей, то ли поваром, а может, и прачкой, ставшей его первой женой. Свадьбу почтил своим присутствием шеф зондеркоманды СС. Чтобы доказать, что просто так фашистское начальство к простому служаке не пойдет, а только к верному прислужнику, чекисты разыскали бывшую жену Псарева, которая после освобождения Краснодара Красной Армией бежала в Австрию, жила в Италии, но потом вернулась в СССР, работала проводницей в общих вагонах. Она подтвердила: была свадьба, был шеф, который ходил только к верным служакам фашистской Германии.

Фотографии эксгумации и перезахоронения тел жертв массовых расстрелов в г. Слониме Белорусской ССР.

Н. Псарев родился в Таганроге. Когда город был оккупирован, родная тетка, у которой на постое находился немецкий офицер, пристроила племянника к нему на службу. Сначала Псарев чистил фашисту сапоги, потом стал его денщиком. Немец, увидев рвение 18-летнего парня, рекомендовал его в зондеркоманду СС 10а. И он оправдал его доверие. Псарев участвовал в расстрелах советских людей, внедрялся к партизанам под видом попавшего в окружение красноармейца. Предавал своих соотечественников.

Кроме населенных пунктов Краснодарского края, Ростова-на-Дону, зондеркоманда действовала в Белоруссии, Польше.

Псарев оказался на процессе единственным из девяти подсудимых, кто не признал своей вины, не покаялся — был ярым фашистом.

Но перейдем к Рихмайеру, которого автор этих строк знала лично как учителя немецкого языка, мужа нашей замечательной учительницы химии.

Полковник КГБ оказался тем человеком, который даже оживился, когда я ему задала вопрос о Рихмайере, ведь после ареста учителя ходили разные версии. И хотелось знать, шпион ли он, как ходили в селе слухи, германской разведки или нет? После ареста Севостьяна Петровича его дочь сменила отцовскую фамилию на материнскую. Мы, школьники, даже придумали, что он за печкой в доме хранил рацию, по которой передавал в Германию важные сведения. А как же без рации? Какие, сейчас думаю, в маленьком селе Славянка Пахтааральского района могли быть ценные разведданные?

— В Славянке 60-х годов было немало спецпереселенцев. Чего скрывать, они были в зоне нашего повышенного внимания, — сказал полковник КГБ. — Много лет в органах были розыскные материалы с фотографиями на бывших фашистских пособников. По мере их выявления в разных местах проходили судебные процессы над фашистами и их пособниками.

В одной из компаний местной интеллигенции полковник услышал рассказ учительницы, что Рихмайер в учительской всегда садился лицом к двери. Ну садился и садился, может, привычка такая. Но стоило кому-нибудь незнакомому войти, как Рихмайер вздрагивал.

На другой день полковник попросил Романа Федоровича Кима, директора средней школы им. А. Пушкина, показать личное дело Рихмайера. Личное дело было безупречно. Но сверхинтуиция — качество, которым владеют хорошие следователи, это еще и опыт, умение анализировать, чтобы в нужный момент сработала чуйка. В нужный момент она у чекиста сработала. Фотографию учителя немецкого языка отослали в Краснодар. И вскоре получили ответ: он разыскивается как военный преступник.

С. Рихмайер — из советских немцев. Когда началась война, пошел в услужение к немцам. Выслужился на заместителя начальника полевой жандармерии, участвовал в карательных операциях, рассказал полковник. В Польше, куда Рихмайер, спасаясь от Красной Армии, освобождавшей Кубань, удрал, он попал в поле зрения особистов, но благополучно прошел фильтрацию, выдав себя за тех, кого немцы насильно гнали на запад. Его выслали в Казахстан. Так он оказался в Славянке. В школе не было учителя немецкого языка, и его приняли на работу.

— Мы ожидали приезда из Краснодара группы захвата немецкого прихвостня, — рассказывал полковник КГБ. — Но я посчитал, что это несправедливо — дать возможность арестовывать Севостьяна приезжим чекистам. И связался со своим начальником управления генерал-майором Сапаром Газизовичем Газизовым и предложил самим провести операцию. Он мое предложение одобрил, и уже утром ребята приехали в Славянку из Чимкента. Пока краснодарцы отдыхали в гостинице, отрабатывая детали операции, у нас все шло как по маслу. Вызвали Рихмайера с урока, пригласили его жену, она тоже была учительницей в школе. Дома провели обыск, ничего не нашли. Рихмайер, который всю послевоенную жизнь ждал ареста, воспринял наше появление внешне совершенно спокойно. Шок испытала его жена — честный, порядочный человек, который ничего не знал о прошлом мужа. Впоследствии дочь поменяла фамилию отца на фамилию мамы. Из печати стало известно, что возмездие за совершенные преступления настигло Рихмайера.

Несмотря на тайную операцию чекистов, в Славянке знали, что арестован Севостьян Петрович. Как это бывает, когда не знаешь точной информации, строишь разные версии. И Славянка строила. И про рацию, и про ценные разведданные.

Была версия и про то, кто узнал в нем карателя. Будто бы Севостьян Петрович отдыхал в Прибалтике. И вот на пляже его узнала женщина из Краснодара.

— Какой шпион, какой отдых в Прибалтике? — засмеялся полковник. — Да он носа своего боялся высунуть из Славянки. С такой-то биографией о прибалтийских пляжах только мечтать. Зверюга фашистская! Я насмотрелся в войну на этих фашистов поганых, пощады им никакой и никогда!

Полковника, замечательного человека, умного, ироничного, уже нет в живых. Он, словно предчувствуя скорый уход, позвал нас к себе, чтобы рассказать о том, как ловили карателей, пособников фашистов. Еще и наказал мне: «Найди в нашем архиве материалы о политруке Аманове. Я вел его дело. Дело о том, как его сдали фашистам. И он был расстрелян перед строем». Нашла. Написала, чтобы вернуть доброе имя политрука. И исполнить волю ветерана войны.

— Сколько бы лет ни прошло после войны, всех фашистских сволочей поймают, — сказал полковник.

Всех не удается.

Но эта работа продолжается. Стоит время от времени напоминать, что час расплаты наступает для тех, кто предает Родину.

 

Людмила Ковалева

Фото с сайта nuremberg.media

 

В нашем Telegram-канале  много интересного, важные и новые события. Наш Instagram. Подписывайтесь!

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *