«Я памятник воздвиг себе нерукотворный…»

Можно сколько угодно спорить о том, всерьез ли Александр Сергеевич возвеличивал себя в стихотворении «Памятник» за год до своей гибели, утверждая, что к его нерукотворному памятнику «не зарастет народная тропа». А, может, он просто иронизировал над собой.

Но гений оказался гением.

185 лет прошло со дня гибели, но мир Пушкина не забыл. Его произведения, переведенные на многие языки, по-прежнему читает народ.

Вот что он предвидел:

«Слух обо мне пройдет

по всей Руси Великой,

И назовет меня всяк сущий в них язык,

И гордый внук славян, и финн,

и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык».

И тут оказался прав поэт.

Великий Абай Кунанбаев сделал переводы «Евгения Онегина». «Песня Татьяны» разнеслась по всей степи: «Ты — мой супруг, Всевышним данный» перевел Абай.

Два великих человека через творчество соединили два народа, помогли найти в них общее, что служит скрепой на века.

Я — выпускница средней школы имени Пушкина села Славянка (ныне Мырзакент Мактааральского района), о чем всегда говорю с гордостью. Школа, которой уже больше ста лет, никогда не меняла своего названия. Она оставалась школой имени А.С. Пушкина. Несколько лет назад выпускники разных поколений собрали деньги на бюст Александра Сергеевича и установили его во дворе, сопроводив известной фразой из «Памятника»: «К нему не зарастет народная тропа». 10 февраля, в день гибели поэта, в моей родной школе проходят Пушкинские дни, в которых участвуют как ученики, так и преподаватели.

Из моей школьной памяти — вечер романсов, на котором учителя Мария Афанасьевна Дьяконова и Анна Николаевна Самсонникова исполняли произведения на стихи Пушкина. За стареньким пианино сидела Анжелика Генриховна Янцен, учительница химии, отвоевавшая на все годы у Николая Ивановича Валова, баяниста, балалаечника и трудовика школы, к тому же мужа Марии Афанасьевны, биолога, многолетнего руководителя школьной художественной самодеятельности, право на аккомпанемент: «Романсы Пушкина не поют под гармошку», — сказала она при учениках, чем обидела музыканта. Но пианино придавало камерность вечеру, в чем она была права.

На Пушкина у меня реакция эмоциональная. Когда в областном государственном архиве встречаются редкие факты, связанные с Александром Сергеевичем, во мне срабатывает пушкинский культурный код. Так произошло, когда на полосе нашей газеты за 1937 год, время массовых репрессий по стране, увидела портрет Пушкина и подборку его стихов. Редакция к 100-летию со дня гибели Пушкина выделили целую полосу. Такое трагическое совпадение: в этом же номере, начиная с первой полосы, была напечатана стенограмма очередного суда над «врагами народа», где прокурор СССР А. Я. Вышинский выступал в роли государственного обвинителя. Вот так на одном газетном развороте сошлись две трагические даты — 100-летие со дня гибели великого Пушкина и день, когда на плаху отправят невинных. И обе даты — печальные.

Я еще о другом… И так же о нерадостным — о гибели поэта. В маршруте туристов в Санкт-Петербурге «По Пушкинским местам» неизменно везут на Черную речку, к месту дуэли поэта с Жоржем Шарлем Дантесом, иностранцем, поручиком, находящимся на русской службе, приемным сыном голландского посла барона Геккерна.

На этом месте — обелиск, установленный в 1937 году, к 100-летию гибели, по проекту архитекторов А. И Лапирова и Е. И. Катонина, с бронзовым барельефом поэта скульптора М. Г. Манизера.

Дуэль — факт, известный еще из школьных учебников. Конфликт случился между Пушкиным и Дантесом осенью 1836 года из-за анонимного пасквиля, оскорбляющего жену поэта, в котором говорилось об ухаживании Дантеса за Натальей Николаевной, которого она принимала, что задевало честь так же Александра Сергеевича. Шла речь и о внимании к красавице русского царя.

Но дуэль состоялась не сразу, сторона Дантеса попросила некоторой отсрочки, за которую Жорж Шарль сделал предложение сестре Натальи Николаевны – Екатерине, что вынудило Пушкина отказаться от дуэли. Но пасквили в адрес Пушкина не прекращались. Поэта зачислили в «орден рогоносцев» — терпеть дальше эти оскорбления было невозможно.

Если вы думаете, что дуэль с Дантесом была первой и единственной в биографии вспыльчивого и язвительного Пушкина, то ошибаетесь. Чтение историй «брошенной перчатки» — около тридцати. Но они заканчивались примирением. Пушкин был по-африкански вспыльчив, но отходчив. Правда, этого не случилось с Дантесом. Современники Пушкина, исследователи биографии поэта имеют свою точку зрения относительно причины вызова Дантеса на дуэль, которая опровергает версию школьных учебников. Считают, что она была связана с влюбленностью поэта в сестру Натальи – Александру, к которой был неравнодушен Дантес.

Полагаю, что сколько будет жить память о гении Пушкина, столько будет версий — почему все-таки стрелялся?

Александра или Наталья, но читаю стихи, написанные за три года до гибели, о своей жене и восхищаюсь ими:

«Творец Тебя мне ниспослал, тебя,

Моя Мадонна,

Чистейшей прелести

чистейший образец».

Еще раньше писал откровенно об отношениях с женой, вот, фрагмент стихотворения:

«Нет, я не дорожу

мятежным наслаждением,

Восторгом чувственным, безумством,
исступлением.

Стенаньем, криками вакханки молодой.

Когда, виясь в моих объятиях змией,

Порывом пылких ласк и язвою лобзанья.

Она торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренница моя!

О, как мучительно тобою счастлив я».

…8 февраля в пятом часу вечера в предместье Петербурга на Черной речке произошла дуэль. Она уже изначально была смертельной, так как проводилась по правилам французской дуэли, определенной кодексом графа Шатовиллара: противники идут навстречу к барьеру, стреляют на ходу. Секундантами были: со стороны Пушкина — подполковник Константин Данзак, со стороны Дантеса — секретарь французского посольства д, Аршиак.

Стрелять разрешалось с любого расстояния. Первым выстрелил Дантес. Пушкин упал на снег, раненный в живот. Прозвучал ответный выстрел из пистолета, но пуля попала только в мягкую ткань руки Дантеса.

Раненый Пушкин был отвезен на свою квартиру на набережной реки Мойки, где мучился от боли в течение двух дней.

10 февраля 1837 года великий поэт Александр Сергеевич Пушкин скончался. Отвезли его тело в Святогорский монастырь Псковской губернии, где находилось фамильное кладбище Ганнибалов-Пушкиных.

18 февраля тело Пушкина было предано земле.

Дантес был выслан из России, прожил счастливую жизнь. Но он не ответил на слова Михаила Лермонтова, сказанные им в стихотворении «Смерть поэта», почему

Не мог щадить он
нашей славы,

Не мог понять в сей миг
кровавый,

На что он руку поднимал!..

Ответ хотелось бы знать. Тем не менее Дантес остался в памяти убийцей, а Пушкин — гением, забыть о котором не позволят его стихи, повести, сказки.

Короткой оказалась жизнь Александра Сергеевича. И в этом трагическая печаль.

Людмила Ковалева

«Ему было за что умирать у Черной речки»

Год назад очередная поездка в Санкт-Петербург, как и всегда, включала Пушкинский маршрут. Город напитан памятью о своем гении, и за один приезд невозможно объять необъятное.

На этот раз первым делом я пошла поставить свечу той, которая была названа «чистейшей прелести чистейшим образцом». Полтинник по пенсионному удостоверению – и я на территории Александро-Невской лавры на Лазаревском кладбище. Этот некрополь навсегда упокоил Ломоносова, Фонвизина, Достоевского, Глинку, Чайковского, Шишкина и еще два десятка тех, кто составил цвет российской литературы, музыки, архитектуры, а также выдающихся общественных деятелей.

Вот и могила Гончаровой-Пушкиной-Ланской, одна на двоих с ее вторым мужем. Лаконичное надгробие из габбро, обнесенное кованой решеткой. Полоска розовых цветов. Воткнула в землю иерусалимскую свечу, зажгла и прочла стихотворение, заканчивающееся строкой: «Исполнились мои желания. Творец тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна, чистейшей прелести чистейший образец».

Дата смерти Пушкина по сей день не обходится без упоминания ее имени. Уже 185 лет мир спорит, виновна ли Наталья Гончарова в трагедии мужа. Яростные обвинители, включая Марину Цветаеву, видят в ней холодную красавицу, равнодушную к поэту, теребящую его сердце. Светскую куклу, роковую женщину, которая своим легкомыслием довела ситуацию до дуэли.

Защитники не менее последовательны в ее оправдании, и в доказательство ссылаются на многочисленные письменные свидетельства современников. И прежде всего на самого Александра Сергеевича. А он нигде не обмолвился, что недоволен женой. Напротив, вскоре после свадьбы с восторгом пишет другу Плетневу: «Я женат – и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется, я переродился». А когда позади было уже три года брака, поэт признался жене в письме: «Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив». Куда еще убедительней?! Он и на смертном одре оберегал свою «жёнку» от волнений – просил не пускать ее в кабинет в минуты наивысших телесных страданий и старался не стонать, дабы она не услышала. Врач Спасский, поочередно с доктором Арендтом дежуривший у постели раненого поэта, записал: «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском». И тут же добавил: «Пожалуйста, не давайте больших надежд жене, не скрывайте от нее, в чем дело, она не притворщица, она должна все знать».

«Она не притворщица» – это главный вывод Пушкина после шести лет совместной жизни. Ему ли не доверять в оценке Гончаровой. Ему, который был сейсмически чувствителен ко лжи. «Не упрекай себя моей смертью: это дело, которое касалось одного меня», — были последние слова, адресованные жене.

А она, по свидетельству Василия Жуковского, «как привидение иногда подкрадывалась к той комнате, где лежал ее умирающий муж», то забывалась тяжелым бесчувственным сном, то исступленно кричала «Tu vivras!» («Ты будешь жить!»), а когда все кончилось, забилась в страшных конвульсиях, от которых расшатались зубы и которые не прекращались в течение нескольких дней.

За год до свадьбы шестнадцатилетнюю Наташу все отговаривали идти замуж за неблагонадежного и небогатого поэта. Особенно противилась мать. Но влюбленная, она стала искать защиты у деда и написала ему в Полотняный завод: «Любезный дедушка! Я с прискорбием узнала те худые мнения, которые вам о нем внушают, и умоляю вас по любви вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета». Вот с такой искренностью бросилась защищать Пушкина и всю жизнь вступалась за него по разным поводам. А потому стоило бы навсегда отринуть домыслы о браке по расчету с ее стороны. И он сам до рокового часа оставался ею «огончарован».

Пушкин, навеки прощаясь, завещал жене: «Постарайся, чтоб забыли про тебя… Ступай в деревню, носи по мне траур два года, и потом выходи замуж, но за человека порядочного».

Ему не суждено было узнать, что его «ангел Таша», 24-летняя вдова с четырьмя малолетними детьми, будет носить по нему траур ровно семь с половиной лет. Ее будущий супруг генерал-майор Ланской такой ее и увидит: в черном бархатном платье, убитую горем. И влюбится тотчас.

Наталья Николаевна очень бережно отнеслась к архиву поэта, ничего не утратив, и целиком завещала его старшему сыну. Благодаря ее стараниям вышло полное издание сочинений Пушкина, за что ей отдельная признательность в веках.

Февральские памятные дни вновь и вновь возвращают нас к дуэли на Черной речке. Собираясь к Пушкину, я, конечно же, включила поездку к этому печальному месту. Впрочем, нынче оно в черте города, и к нему за считанные минуты домчит метро. А тогда требовалось преодолеть девять километров в одну сторону (по иронии судьбы, дуэлянту пришлось пересечь Ланское шоссе). При средней скорости лошади это полчаса езды. Там, у Комендантской дачи, в огородах, которые арендовал некто Мякишев, и сошлись двое непримиримых. Вот как рисуется картина места дуэли очевидцем: «Прибежал к старику Мякишеву впопыхах дворник Комендантской дачи Матвей Фомич и сказал, что за комендантским гумном какие-то господа стрелялись. Старик выбежал на улицу и увидел, что одного господина вели двое под руки, посадили в карету и повезли в город. Сейчас же он по следам пошел на то место, где стрелялись: на дорожке, которая шла через огород, возле березы. Так как дорожка к месту поединка шла кружно, около сарая и гумна, и вести по ней же назад раненого было бы слишком для него мучительно и долго, то господа повели его прямо к дороге, куда подъехала карета. Изгородь же, бывшую здесь, разобрали, чтобы пройти». Это свидетельство и стало ориентиром для установки гранитного обелиска как места последней дуэли русского гения.

Их у Пушкина насчитано двадцать девять. Двадцать четыре были назначены и не состоялись по примирению сторон. В четырех стрелялись, но без кровопролития – вверх или намеренно в сторону. Наконец, в последней оба противника были ранены. Дантесу, стоявшему боком, пуля пробила руку и остановилась, угодив в металлическую пуговицу мундира. В поэта пуля вошла через бедро, раздробила его и разворотила живот. Рана, в оценке современной хирургии, не являлась смертельной. Но в то время она была роковой. Жить оставалось 46 часов 15 минут.

Можно ли считать Пушкина бретёром – человеком, готовым драться по всякому, даже незначительному поводу? Положа руку на сердце – да. Но только в пору молодости. Обладая пылким характером, он, и правда, взрывался чересчур эмоционально. Например, в семнадцать лет бросил перчатку родному дяде Павлу Ганнибалу за то, что тот увел на балу барышню, с которой намеревался танцевать племянник.

Ссоры, сплетни, уличения в шулерстве становились причиной вызова на дуэль со стороны Пушкина. Но и его не раз приглашали к барьеру, в основном за эпиграммы и насмешки.

Причиной вызова Жоржа Дантеса стали его настойчивые и дерзкие ухаживания за Натальей Гончаровой. Французу тогда удалось отменить поединок женитьбой на сестре Натали Екатерине Гончаровой. Но конфликт не был исчерпан, и Пушкин пишет оскорбительное письмо усыновителю Дантеса барону Геккерну, после чего поединок становится неизбежным.

Что, собственно, произошло? Дантес, по-видимому, действительно влюбленный в Гончарову, волочился за ней везде где можно. Та вынуждена сопровождать мужа на светских раутах, бывать на балах, чего требовал этикет и статус первой красавицы Петербурга. Хотя физически Наталье Николаевне не всегда это было в угоду из-за перманентной беременности: за шесть лет она родила четверых детей. Тем не менее Натали блистает, и мужу явно льстит ее успех в свете. Нравы светского общества, талантливо описанные Львом Толстым в романах, были лояльны по отношению к флиртам. Вполне допускались и даже приветствовались открытые ухаживания – они соответствовали салонным обычаям. На них даже ревнивые мужья и жены смотрели сквозь пальцы. Но Дантес явно лез на рожон. Дело доходило до того, что его увещевали именитые дамы, призывая оставить Натали в покое. Не прислушался. А Натали по молодости не смогла разглядеть в его ухаживаниях угрозы семейному благополучию. О чем горько сожалела и, ломая себе пальцы, кричала в полубеспамятстве: «Это я его убила!»

Не она. Совсем скоро после трагедии молодой Лермонтов напишет стихотворение «Смерть поэта», в котором с юношеской горячностью бросит обвинения обидчикам первого российского гения. Советское литературоведение усмотрело в нем тираноборческие мотивы и записало Лермонтова в ряды революционно настроенных литераторов.

Это, конечно же, не так. Михаил Юрьевич был прекрасно осведомлен и о преследовании Пушкина официальной властью за вольнодумство, и о травле со стороны светских вельмож. И, разумеется, он был в курсе той интриги, за которой следил весь Петербург: Дантес и Гончарова. Так что гневные слова из лермонтовского стихотворения брошены им в лицо именно по этому поводу: «Не вы ль…для потехи раздували чуть затаившийся пожар?» Еще как раздували. Именно потехи ради. Пасквиль, что Пушкин рогоносец, разосланный по нескольким адресам, стал последней каплей.

Пушкин ехал на Черную речку стреляться не только за честь нежно любимой жены, не только защищать собственное достоинство. Он знал, что любим Россией, и на этом поединке в своем лице отстаивал честь всего русского народа, которому был абсолютно чужд француз, потомок завоевателя в войне восемьсот двенадцатого года, который «издалёка, подобный сотням беглецов, на ловлю счастья и чинов заброшен к нам по воле рока» и который «смеясь… дерзко презирал земли чужой язык и нравы».

И раненый Пушкин метился не в соперника по любовным коллизиям, он наводил пистолет на врага, в лице которого была вся ложь, все ханжество, все лицемерие света, коленопреклоненного перед всем иностранным.

Зинаида Савина