Первый император Российской империи Петр Первый своим указом за №1736 приказал, как надобно праздновать Новый год. Ёлки обязательно будут, и «огненные потехи зажгут, и стрельба будет…». Совсем, как у нас. Мы, не ведая того, празднуем по императорскому указу: народ после двенадцати ночи на Новый год выходит во дворы, и летят в небо фейерверки!
Уж огненных потех столько, что городу-миллионнику от гари становится дышать нечем.
Однако русские писатели и поэты не очень-то охотно обращались в своем творчестве к новогоднему празднику. А если и обращались, то не видели в нем радости и приятных неожиданностей.
Все философствовали и философствовали… Льва Николаевича Толстого на празднике одолевала тоска, и он задумался: может, напиться? Но последствия должны были быть еще мучительнее.
И это сдерживало автора великого произведения «Война и мир». Лиля Брик, любимая женщина Владимира Маяковского, одной фразой выразила свое отношение к Рождеству и встрече Нового года. 31 декабря 1929 года она призналась: «Боролись со старым бытом — не встречали Новый год!» И, наверное, было им все-таки тоскливо-обыденно в квартире. Но «боролись» и победили! И к чему была эта победа?
С первых месяцев своего существования советская власть боролась за преобразование праздника Рождества Христова в «комсомольское Рождество»: без елки, с идеологическими вечерами, плакатами. Против попов, с антирождественскими частушками. Тон в жизни Чимкента задавали комсомольцы химико-фармацевтического завода имени Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Вот какая агитка распространялась ими среди населения, переписанная из газеты:
Только тот, кто друг попов,
Елку праздновать готов.
Мы с тобой враги попам,
Рождество не надо нам.
Рождество отмечают 25 декабря по юлианскому, а не григорианскому, как приказал Петр Первый, и к этому дню в домах не должны были появляться елки, что свидетельствовало бы о приверженности религиозному празднику. Накануне 1929 года на заседании комсомольской ячейки завода было решено «не давать торговцам Ташкента продавать елки на базарах города».
Комсомольские патрули заглядывали в окна жителей Чимкента: есть елка или нет?
Были со стороны власти всякие выдумки и уловки, чтобы искоренить традиционный рождественский праздник. Вплоть до того, что сделали его рабочим днем. В конце 1924 года издание «Красная газета» с удовлетворением писало, что «… в этом году заметно, что рождественские предрассудки почти прекратились. На базарах почти не видно елок — мало становится бессознательных людей». Запретили рождественскую елку в 1929 году. Может, поэтому Лиля Брик «боролась со старым бытом»? И выдержала!
В 30-ые годы, рассказывают документы областного государственного архива, советская власть «под корень «зарубила» все культовые учреждения области: в Георгиевке, Вревском, Ванновке, Высоком, Успенке…
Но в 1935 году товарищ Сталин разрешил празднование Нового года с елкой, чтобы порадовать детвору, об этом сообщалось в главной газете СССР «Правде». Однако борьба с Рождеством продолжалась еще долго-долго. И не всегда открыто. Известно, что православные отмечают Рождество по новому стилю 7 января. В своей родной газете я обнаружила за 1941 год крошечную информацию, набранную петитом (так назывался в то время мелкий шрифт), о том, что 7 января в 8 часов вечера в парткабинете горкома партии КП (б) проводится групповая консультация «О диалектическом материализме». Лекторы через консультации обсуждали: а был ли Христос?
Однако люди с годами сами определили, что есть Рождество Христово, а что есть просто встреча Нового года. С ёлкой.
Приближение Нового года как-то обратило меня к далеким воспоминаниям собственным и подруг. Влюбиться можно в любой день и час, но Новый год — это всегда ожидание Его или Ее. И в этом событии пряталось особое очарование момента.
Иван Бунин признавался:
«Ночь прошла за шумной встречей года.
Сколько сладких мук! Сколько раз
Я ловил сквозь блеск огней и говор
Быстрый взгляд твоих влюбленных глаз».
Вот как философски, но, скорее всего, приземленно отобразил конец этих переглядок влюбленных глаз, правда, немного мудрено, Иосиф Бродский, однако, Нобелевский лауреат:
«Твой Новый год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необъяснимой, Как будто жизнь начнется снова, Как будто будет свет и слава, Удачный день и вдоволь хлеба, Как будто жизнь начнется вправо, качнувшись влево».
Бродский, более поздний поэт, если сравнивать с Буниным, как, впрочем, и Юрий Левитанский, который смело описывал разрешенную ёлку в СССР: женщина выбирала ее на рынке, а потом несла домой, и «вздрагивало елочкино тело у женщины над худеньким плечом». Но перед Новым годом Левитанский понимает, что уже «женщина здесь вовсе ни при чем, здесь речь о ёлке, в ней-то все и дело…».
Не без помощи Халимы Кичкембаевой, сотрудницы областного государственного архива, мы искали, но тщетно, были ли после 1935 года у нас разудалые новогодние праздники, как это делается сейчас? И не нашли.
Скромные утренники для детворы, с кульками сладостей, конечно, были. Ну и Дед Мороз со Снегурочкой обязательно. Ну а ёлка, откуда она была привезена в город Чимкент? Неизвестно. Но она была, о чем свидетельствует фотография, весьма плохого качества, сохраненная в архиве.
Переход на разрешенную елку почти совпал с началом второй мировой войны. Сначала Германия напала на Польшу, потом на СССР. А до этого, считалось, были военные конфликты на озере Хасан, Халкинголе, где участвовала в боях Красная Армия.
Однако, судя по газетным публикациям сороковых годов прошлого столетия, советские люди обязательно должны были встречать праздники трудовыми подвигами, в том числе и к Новому году. Директор Чимкентской городской электростанции Б. Егоров отрапортовал, что выполнил производственную программу 1940 года, выработав сверх годового плана 250 000 киловатт/часов электроэнергии. Свинцовый завод накануне 1941 года сообщил, что дал на 11 процентов свинца высших марок больше плана и на 23 процента увеличил производство по сравнению с 1939 годом.
21 тысячу пар обуви пошила промысловая артель Чимкента.
31 декабря 1940 года в Москву полетела телеграмма товарищу Сталину, что 30 тысяч землекопов расширили Кировский магистральный канал. И теперь, пожалуйста, можно «наступать широким фронтом на Голодную степь».
Поэзия все-таки была в военные годы, но она связана с войной, а не с предстоящей радостной встречей Нового года, как это было в мирное время. Но всегда Новый год — это ожидание лучшего.
«В новогодний торжественный час» 1942 года «обращается старый Джамбул: «Меч победы над миром сверкнул». К Новому году были освобождены Керчь и Феодосия. И это было осуществление долгожданной мечты.
Секретарь Туркестанского райкома КП (б) Казахстана И. Виноходов сообщил, что «из личных запасов колхозники продали государству 11 тысяч пудов зерна».
«Бурщик Нанков рудника Ачисай обурил за смену пять забоев вместо одного по норме», сообщают документы областного государственного архива.
Через двадцать лет после окончания Великой Отечественной войны встреча Нового года уже обретает более широкий размах: в школах, на предприятиях для детей проводятся утренники, а для взрослых — балы-маскарады. Люди отходили от войны. Жить стало лучше.
В нашей газете в декабре 1964 года публикуется реклама: «Граждане! Встречайте Новый год в столовых и ресторанах!». А магазины №№9 и 29 Продснаба свинцового завода в дни новогодней торговли сообщали, что у них есть «широкий ассортимент товаров: телевизоры, радиолы, радиоприемники, баяны, аккордеоны, фотоаппараты, игрушки, часы наручные, настольные, карманные, стенные».
Но не только с людьми случаются всякие истории на Новый год. Бывает, что и ёлки попадают в неожиданные ситуации.
В ночь с 26 на 27 декабря 2017 года на Шымкент налетел ветер с дождем, а потом и со снегом, в результате на площади им. аль-Фараби повалилась на бок главная городская елка. Не устояли елки возле облакимата, на аллее Шамши Калдаякова. Да как тут устоишь, если сила ветра составляла 21 метр в секунду?! Она, эта сила, сносила и крыши домов.
Но елки быстро подняли, отряхнули, доукрасили, и они вместе со страной встретили-таки наступивший 2018 год.
Знакомство с документами облархива — что со временем менялось в праздновании Нового года — натолкнуло на информацию о елке 2009 года, на которой аким области Аскар Мырзахметов выступил с поэтической речью в адрес зеленой красавицы. Сделал он это перед тем, как произнести святые слова, обращенные к главной елке на площади Ордабасы Шымкента: «Елочка, зажгись!» Он произнес каждое предложение с восклицательным знаком: «Четыре дня назад елку привезли из Москвы! Она уступает президентской лишь своими размерами! На четыре метра ниже столичной!»
В этих словах не было хвастовства, была гордость — мы не хуже столицы! У меня тоже восклицательный знак!
Ёлка была высотой 18 метров, украшена гирляндами в 1800 метров с особой цветовой гаммой: синей, желтой, красной, серебристого цвета. Кстати, городской акимат не пожалел тогда 22 миллионов тенге на новогоднее оформление, чтобы в праздник были удивление и красота, за что акима Шымкента ругали на разные лады критично настроенные граждане: что, деньги некуда девать? А потом радовались, между прочим, каким нарядным был наш город. Так иногда бывает в нашей жизни: сначала ругают, а потом хвалят.
А ведь бюджет города побеспокоился не только о главной елке, хотя стоит уточнить, что на площади Ордабасы главная елка появилась впервые. Что касается ее «лично», то она обошлась бюджету в десять миллионов тенге. Остальные, отнюдь не простые елки, но менее главные, были чуть ниже. Второе место занимала 17-метровая красавица, купленная раньше — она осталась на своем традиционном месте на площади им. аль-Фараби. А третьей елке определено было место в Ледовом дворце.
Но с каждым годом наши главные елки, исключая, конечно, ковидный год, были все краше и краше. Новогодних елок везде полным-полно. По-прежнему проводятся многочисленные детские утренники с подарками для детей, народ сбивается в корпоративы, чтобы гульнуть на Новый год в кафе или ресторане.
А на одной из площадей Шымкента всякие частные компании организовывают по традиции мероприятия. Например, с утра до вечера измученная кляча катала и детей, и взрослых в повозке, называемой каретой. За приличную плату.
Вспомнился факт военных лет, найденный в областном государственном архиве. Тоже была лошадка с открытой повозкой, она катала малолетних детей в Центральном парке Чимкента бесплатно. Но тогда шла война. И родители деток были на фронте. И лошадь не была частной, она была общественной.
Хотя к чему все эти параллели? Они неуместны. Пришли другие времена.
С утра читала Тютчева, который в одном из своих стихотворений рассуждал, как должен наступить Новый год:
«Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет, —
И вот в железной колыбели,
В громах родится Новый год…»
Но у нас, не как у Тютчева. Незадолго до Нового года обещали сначала дождь, а потом снег. Пока я писала эти строки, не глядя в окно, снег повалил. И сразу стало светло. И празднично. Но удержатся ли снежинки в своей первозданности, не растают ли до Нового года, чтобы сохранить зимнюю чистоту и непорочность?
Наверное, растают…
Людмила Ковалева
В нашем Telegram-канале много интересного, важные и новые события. Наш Instagram. Подписывайтесь!
