13 апреля 2018 года из окна четвертого этажа общежития во время ссоры с парнем выпала студентка-отличница МГИМО Т. Байсафа. Три недели врачи боролись за жизнь казахстанки. Но после нескольких проведенных операций Томирис скончалась в больнице.

«Сейчас я готовлю заявление в Генеральную прокуратуру РК о рассмотрении дела Томирис Байсафы в Казахстане, прошу поддержки у властей и общественности. Нам необходимо от показных фраз о защите любого казахстанца на территории другой страны перейти к реальным действиям. Уверен, у нас смогут провести объективное расследование.»

По словам родственников девушки, все указывало на убийство, в котором они сразу заподозрили ее молодого человека. Однако следствие решило, что это суицид. С мертвой точки дело сдвинулось лишь после того, как вмешалось руководство Казахстана. Материалы были переданы в Центральный аппарат Следственного Комитета России, который начал расследование по статье «Доведение до самоубийства».

Разбирательство по делу о гибели юной казахстанки в Москве длилось три года. В июле прошлого года был задержан бывший молодой человек студентки, сын экс-главы правительства Дагестана М. Меджидов. Ему было предъявлено обвинение в убийстве.

В марте 2021 года дело было передано в суд. Подозреваемый в убийстве Томирис Байсафы выбрал суд присяжных.В начале июня присяжные оправдали
М. Меджидова, парень был освобожден в зале суда.

Казахстанский адвокат Е. Яворский не согласен с таким вердиктом и просит повторно расследовать дело в нашей стране. Корреспондент «ЮК» встретился с известным адвокатом, нашим земляком.

— Евгений Анатольевич, как отреагировала российская прокуратура на вердикт присяжных?

— Реакция российской прокуратуры очень четкая — они приговор обжаловали. В уголовном деле 17 томов. С момента смерти Томирис прошло больше двух лет. Изначально дело практически не рассматривалось, сменилось пять следователей. Мы же понимаем, как все происходит. Дело волокитилось, материалы не собирались. Такое ощущение, что им вообще никто не занимался.

— А каково Ваше видение произошедшего?

— Есть такой персонаж — проректор по правовым вопросам МГИМО Сергей Владимирович Шитьков, правая рука ректора. А ректор МГИМО по статусу фактически, как замминистра иностранных дел России.

Когда Шитьков пришел в суд, он дал показания, противоречащие тем, которые давал во время следствия. Это было первое, что меня зацепило. В дальнейшем при детальном изучении появилось несколько вопросов, которые вызвали непонимание происходящего.

— Российские журналисты провели свое независимое расследование и акцентировали внимание на том, что в деле не оказалось видео момента падения Томирис. Более того, следователь запросил видеоматериалы лишь спустя два месяца со дня трагедии.

— Абсолютно верное замечание, почему нет видео? Ведущий вуз России со всех сторон напичкан видеокамерами. И эта аудитория, откуда выпала девушка, четко видна с камер. Но! Есть записи до падения и после. Почему нет самого момента падения, тем более, если она сама выпрыгнула?

Второе. Если мы будем детализировать поведение всех участников происшествия после падения Томирис, то увидим, что Сергей Шитьков ходил вокруг места падения и не отрывался от телефона. Складывается впечатление, как будто по телефону идет какое-то совещание и управление процессом. На суде я говорил: время известно, дата известна, номер его телефона известен. Пробейте, с кем он разговаривал. С большой долей вероятности полагаю, что он общался с родственниками Муртузали Меджидова.

Более того, до приезда полиции и опроса очевидцев происшествия Шитьков собрал всех студентов и взял у них объяснительные. Это выходит за пределы его компетенции и полномочий. Допускаю, что сделал он это для того, чтобы те студенты, которые что-то видели, изменили свои показания. Но этого никто не проверял, несмотря на то, что мы написали заявление. Шитьков свои действия не поясняет. Когда приехала полиция, предполагаю, были опрошены лишь те студенты, которые видели не все. Хотя многие из них говорят, что слышали крики Томирис, пытались попасть в аудиторию, но она была закрыта.

— Российские коллеги выяснили, что Муртузали Меджидов озвучил четыре версии произошедшего.

— Теперь насчет Муртузали Меджидова. В ходе следствия он рассказал три версии того, как все происходило в аудитории. Но если ты говоришь правду, версия должна быть одна. А в суде он выступил с четвертой. Это вообще — нонсенс! По Законам РФ, раз он давал предыдущие три версии без адвоката, их нельзя доносить до сведения присяжных.

По версии, которую Меджидов озвучил в суде, дело было так. Очень доброжелательным голосом он рассказал, что по окончании учебной пары Томирис подошла к нему, схватила за футболку (следствие выяснило, что футболка была порвана, а ногти у Томирис сломаны), потащила его на другой этаж, завела в аудиторию, закрыла стулом дверь и села на него. Вы допускаете, чтобы девушка так могла обращаться с парнем-кавказцем? С его слов, они находились в аудитории 15 минут.

На суде я его попросил: «Расскажи все, что происходило в эти 15 минут с точностью до секунды». Он рассказал максимум на минуту. По его версии, она сама решила уйти из жизни, побежала и выпрыгнула в окно. При этом он стоял возле двери. Но в его показаниях есть противоречие. Одна из его ключевых фраз: «Я никогда не забуду ее глаза». А глаза ее он мог видеть, только находясь в непосредственной близости от Томирис. Моя версия: Томирис боролась и пыталась уцепиться за его футболку во время падения.

У нас есть экспертиза, которую сделал заведующий отделом физико-химических исследований Северо-Западного регионального центра судебной экспертизы МЮ РФ Виктор Евгеньевич Долинский (Санкт-Петербург).

По положению тела Томирис после падения он произвел детализацию падения на основе всех законов физики. Эксперт четко определил, куда и как ударили девушку, траекторию ее падения. Это конкретное с точки зрения науки доказательство. У Меджитова была хорошая защита — три адвоката. Если они говорят, что он не виноват, почему за три года, пока велось следствие, не смогли собрать какие-то альтернативные доказательства и сделать свои экспертизы? Их защита была построена исключительно на эмоциях.

Еще один очень интересный момент. В суде выступал свидетель, чьи слова суд принял как заключение эксперта, хотя это запрещено российским законодательством. На наше замечание, на замечание Генеральной прокуратуры России, которая также участвовала в суде, судья не просто не отреагировал, он нас заткнул. И позволил свидетелю дать заключение, что в надпочечниках у девушки были изменения, которые имеют суицидальные последствия.

Но это не официальная мотивированная экспертиза. Это лишь мнение врача. Однако на основании этого присяжные выносят оправдательный приговор. Для нас это основание для отмены приговора.

— Евгений Анатольевич, но ведь во всем мире вердикт присяжных окончательный и обжалованию не подлежит?

— Мы не можем рассчитывать на справедливое решение, так как живем в реальном мире и понимаем, как устроена наша жизнь. Маму Томирис выгнали с процесса во время прений. Судья не давал высказаться представителям районной и Генеральной прокуратуры. Стороне защиты обвиняемого давали неограниченное время для выступлений. Мне же неоднократно делали замечания, когда я что-то хотел сказать.

По присяжным. Я, как адвокат, хочу дожить до того момента, когда оправдательный приговор присяжных будет окончательным. Но, с моей точки зрения, в нашем случае справедливостью не пахнет. Мы взяли у Запада какие-то модели, в частности, судопроизводства. В суде человек выступает под присягой. У нас фраза: «Клянусь говорить правду и ничего, кроме правды» — формальная. Свидетель или эксперт не понимают ответственности за сказанные слова клятвы. Для нас это игра. Причем играют все: защита, обвинение, судьи. Это огромная проблема, которую тоже надо решать. Я участвовал в процессе формирования состава присяжных, который не могли сформировать в течение двух месяцев. На первый взгляд, все прошло по закону. Но если предположить, что судья был каким-то образом заинтересован в исходе дела, а, судя по его поведению на процессе, так оно и есть, можно догадаться, что подбирались нужные присяжные.

— К сожалению, дело Томирис — это не первый и, скорее всего, не последний случай с казахстанцами, когда наше государство не может защитить своих граждан.

— Периодически наши девочки, гражданки Казахстана, проживающие за рубежом, страдают от насилия. Конституция Казахстана четко обязывает защищать своих граждан. Это базисная позиция. Но фактически этого не происходит.

Возьмем США. Если правительство считает, что в отношении страны или гражданина совершено преступление, они будут идти до конца. Так, на территории третьей страны, в Таиланде, был арестован российский бизнесмен В. Бут, которого американцы обвинили, что он «оружейный барон». Суд проходил в США, присяжные единогласно вынесли Буту обвинительный приговор.

Возьмем Россию, дело Савченко. На территории Украины она принимала участие в убийстве двух российских журналистов. Несмотря на то, что Савченко — гражданка Украины, а преступление совершено в другом государстве, Россия создает в Ростове оперативно-следственную группу, затем проводит суд и осуждает ее. Страна показывает, что она независимая, самостоятельная и сильная.

— Вы уже обратились со своей просьбой в уполномоченные органы?

— Сейчас готовлю заявление в Генеральную прокуратуру РК о рассмотрении дела Томирис Байсафы в Казахстане, прошу поддержки у властей и общественности. Нам необходимо от показных фраз о защите любого казахстанца на территории другой страны перейти к реальным действиям. Уверен, у нас смогут провести объективное расследование.

P.S. Если адвокат Е. Яворский добьется рассмотрения дела казахстанскими следователями и служителями Фемиды, в истории не только отечественной юриспруденции, но и независимого Казахстана это будет беспрецедентный случай.

Владимир Привалов